В Самарской филармонии состоялся симфонический концерт, который хотелось бы назвать праздничным. И во время концерта, и особенно после его окончания в зале ощущалась атмосфера, сопровождающая большое музыкальное событие. Слушатели стали свидетелями премьерного исполнения «симфонических моментов» «Витязь в тигровой шкуре» Александра Изосимова и грандиозной кантаты Карла Орфа «Кармина Бурана», ровно 80 лет назад начавшей свое триумфальное шествие по разным концертным сценам мира.
Несмотря на то, что премьеры сочинений разделяет почти столетие, их исполнение в одном концерте оказалось весьма органичным. Причиной тому, вероятно, временная близость текстов, вдохновивших композиторов на сочинение музыки. Поэма Шоты Руставели и стихотворные опусы средневековых вагантов одинаково далеки по времени и для Орфа, и для Изосимова, и для нас с вами. Далеки от нас и по способу высказывания, и по накалу страстей, и по своеобразию комических положений и постановки ключевых проблемных вопросов бытия.
Тексты Руставели и вагантов принадлежат одному времени, но разным культурам. Поэтому музыкальные «картины мира», представленные двумя композиторами, весьма различны. Средневековая архаика звучания многих эпизодов кантаты Орфа далеко отстоит от ориентализма симфонических моментов Изосимова. Орф обращает свой взгляд на интонационные образцы, относительно родственные культуре бродячих певцов европейского Средневековья. Ориентализм Изосимова более близкого по времени происхождения. Это симфонические картины Востока, известные нам по произведениям Балакирева, Римского-Корсакова, Хачатуряна. И в одном и в другом случае композиторам пришлось прибегнуть к стилизации, что было продиктовано особенностями стихотворных первоисточников. Можно сказать, что исполненные произведения А. Изосимова и К. Орфа – это сочинения на тему. В музыкальном искусстве такие произведения, как известно, называются программными.
***
Тема первая. Шота Руставели, поэма «Витязь в тигровой шкуре». Восточное гостеприимство, роскошь взаимных подношений, ароматы древних Аравии и Индии, море и пираты, первобытная жестокость и болезненная страсть любви, подвиги войны и дружбы. И диалоги, диалоги, диалоги… Удобный формат не только для симфонии, но и для оперы. И, конечно, огромная традиция европейского музыкального ориентализма. Готовые формы, лады, гармонии, аллитерации. Богатство инструментального состава современного симфонического оркестра. И множество примеров для подражания если не по форме, то по духу.
Чтобы все это свести в единство симфонического звучания, необходимы и мастерство, и опыт, и знание традиции, и включенность в орбиту современных реалий профессиональной композиторской практики. Всем этим Александр Изосимов наделен в избытке. Он не открывает для нас новые звуковые миры, но его музыка свежа и ароматна. Композитор не предлагает нового прочтения Востока, оставаясь верным традиции, но мы с радостью соглашаемся, ведь нам все это так знакомо.
Изосимов не стремится взбудоражить публику экстремальными звучаниями, не предлагает и пищу для ума, ограничиваясь звукописанием музыкальных сцен и инструментальных диалогов. Но его музыка подкупает гармоничным соотношением рационального подхода, намеренного расчета и органичности найденных, как кажется, путем наития терпких звучаний, прихотливых синкоп и задержаний.
Отдельных слов одобрения заслуживает несомненное мастерство инструментовщика. Оркестр Изосимова звучит очень красочно и в прозрачных эпизодах, и в постепенных накоплениях звучности, и в необходимых сменах тембровых оттенков, и в кульминациях тутти. На протяжении первой части мы слышим диалоги кларнета и струнных, связанных бесконечной мелодией триолей. Восточный орнамент синкопированного ритма и задержаний сплетают деревянные духовые инструменты и группы струнных. Соло флейты относит нас к знакомому с детства образу Шехерезады в изложении Римского-Корсакова. В мелодию флейты импровизационного склада вплетается звучание кларнета. Малый барабан тревожит томную атмосферу перемежающихся диалогов. Постепенно включится в повествование звучание медных духовых, окрашенное светлым звоном треугольника. Кульминация «хора» меди неожиданно обрывает симфонический рассказ.
Из четырех симфонических моментов, к сожалению, было исполнено только два – первый и четвертый. Остались в стороне сцены пути пустынного и пути морского, сцены жестоких битв и жарких молений, сцены экстатических плясок и неизбывной любовной страсти из поэмы великого сказителя Руставели.
Четвертая часть, как кажется, живописует свадебные торжества, венчающие древний эпос. Здесь много танцевального движения, характерных образов восточной пластики. Монотонность триолей и трехдольных тактов то и дело прихотливо «искривляется» переменными размерами. И длится, и длится беспрестанный разговор: диалоги инструментов, «беседа» солистов и оркестровых групп. Вся сцена постоянно оживляется звучанием самых разных ударных инструментов, вплетающих свое ритмическое остинато в звуковую картину праздника. Симфонические фрагменты эффектно завершаются триумфальным звучанием оркестра тутти, которое в конце концов сходится в унисоне всех инструментов. Кажется, будто древний свиток «Витязь в тигровой шкуре» выпал из рук потрясенного читателя поэтического эпоса великого сказителя Шоты Руставели.
***
Тема вторая. Мирские песни для исполнения певцами и хорами совместно с инструментами и магическим изображением на латинские стихи XII века. Задача великая – в одном произведении дать картину мира, достойную кисти Иеронима Босха или Питера Брейгеля. Хорошо, что мы слушали солистов и хор, поющих на латинском и старонемецком языках. Кроме слова «фортуна» вряд ли кто-то что-либо понял. И слава Богу! Вряд ли эти тексты возможно исполнять на русском языке. Так много в них тем, граничащих с непристойностью и даже нелепостью. Что не отменяет их своеобразной выразительности и невероятной витальности.
Венчает все тема слепой судьбы в образе катящегося колеса, то поднимающего ввысь, то низвергающего долу всякого человека. Картина, согласитесь, отнюдь не радостная. Однако общий тонус бурлящей и кипящей жизни от начала и до конца наполняет одно из самых заметных музыкальных произведений XX века – кантату Карла Орфа «Кармина Бурана».
Самарские музыканты с воодушевлением занимались подготовкой и исполнением грандиозного полотна. Это чувствовалось в каждом исполняемом номере, а всего их в кантате 25. Сводный смешанный хор составили артисты хоровой капеллы «Аура» имени А. И. Пахомова (руководитель Татьяна Хачуян), студенческого хора СГИК «Резонанс» (руководитель Ирина Горбунцова) и академического хора Самарского университета Vivat (руководители Наталья и Николай Герасимовы).
Сложнейшие взаимодействия хоровых групп и отдельных хоров, очень непростые интонационные ходы и многие другие подводные камни были преодолены певцами и руководителями хоров, судя по всему, еще на репетициях, и в концертном исполнении хоры звучали компактно, точно и динамически выверенно. Оксана Антонова (сопрано) и Вадим Зубков (баритон) и в дуэтах, и в сольных номерах не ограничились пением, но выстроили небольшие, но выразительные мизансцены, с удовольствием и пониманием встреченные слушателями. Антон Кузенок (тенор) с отвагой исполнил, может быть, самый трудный сольный номер в кантате № 12 (Песня жареного лебедя). Композитор предполагал здесь звучание контратенора. Предельно высокая тесситура не помешала солисту абсолютно точно проинтонировать весьма непростой мелодический рисунок. Ему вторил сольный фагот, также в невыносимо высокой и абсолютно неудобной для солиста оркестра тесситуре. В результате – необходимый эффект, задуманный композитором. Академический симфонический оркестр Самарской филармонии под управлением Михаила Щербакова блистательно исполнил инструментальную основу кантаты, с необходимой мощью поднимая кульминации тутти и чутко поддерживая звучание хоров и солистов.
Перед мысленным взором слушателя прошли многообразные музыкальные картины, которые можно разделить на три части. Это Весна, Грех и Любовь. Несмотря на непонимание словесного текста мы благодаря выдающейся музыке и профессиональной работе исполнителей оказались включены в мистический круг тем стихотворных образов средневековых вагантов, ощутили общность наших чувствований и переживаний далеких бродячих певцов, подпали под магическое обаяние музыки, связавшей нас с таким далеким и таким близким прошлым европейской культуры.
Текст: Дмитрий Дятлов - пианист, музыковед, доктор искусствоведения, профессор СГИК
«Свежая газета. Культура», № 8 (116), 2017
