В Самарской филармонии – долгожданный аншлаг. Сняты ограничения на половинную загрузку зала. Почитатели художественного слова беспрепятственно устремились в любимый концертный зал, насладиться творчеством народного артиста России Валерия БАРИНОВА – любимца публики театральной и кинематографической. Трепетное ожидание встречи… Мы заглянули в гримерку к артисту, пока он ждал свой концертный костюм.
Программа вечера называется «Любил… что знаешь ты об этом?». Что услышит сегодня самарская публика?
В поэтических спектаклях – а у меня есть несколько таких программ с Ольгой Кабо, Анной Большовой – я обычно читаю то, что у нас заявлено в программе, когда же я выступаю один, то обычно читаю «от зала». Вижу публику и понимаю, что буду читать. «Любил… что знаешь ты об этом?» – строчка Георгия Адамовича, которая легла в название вечера.
Я ведь ровесник Победы, родился 27 ноября 1945 года, хотя записали меня по документам по-другому. Когда-то к 70-летию Победы и своему юбилею я сделал программу, которая называлась «Ах, война, что ты сделала, подлая». Тогда я дал слово, что, где бы я ни выступал, буду начинать выступление с фрагмента из этой программы. Понимаю, что сейчас эта тема стоит особенно остро: скоро День Победы, который мы ожидаем с радостью, надеждой и тревогой. И сегодня я тоже буду читать стихи из программы «Ах, война, что ты сделала, подлая»…
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли –
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли, за солдатом - солдат...
До свидания, мальчики!
Мальчики,
постарайтесь вернуться назад…
В Самаре Вы были много раз…
Самара для меня – город особенный. В Самарской филармонии я выступал в 1973 году, будучи еще артистом Ленинградского театра имени Пушкина, когда не было даже этого здания. Приезжал сюда играть спектакль и попал на концерт Мстислава Ростроповича. Это было одно из последних его выступлений в СССР перед отъездом за рубеж. Это было что-то потрясающее – особое состояние души!.. Здесь, в Самаре, на одном из спектаклей после поклонов мне стало плохо, прямо со сцены меня увезли на карете скорой помощи с перитонитом. В больнице имени Пирогова сделали операцию по удалению аппендикса. Так что Самара для меня – родной город, где-то здесь осталась часть меня.
Я бываю здесь на футбольных матчах, ведь я футбольный болельщик. К сожалению, не попал в Самару на чемпионат мира по футболу: у меня было много работы в Москве. Приехал уже потом, на Кубок. Приезжал сюда на фестиваль спортивных фильмов, где был председателем жюри.
Каждый раз выступаю у вас с особым трепетом. А ведь я был здесь и с концертами, и со спектаклями разных театров – Театра Советской Армии, Александринки, с Малого; со «Школой современной пьесы» мы играли здесь «Антигону». Считаю Самару одним из самых, а может быть, даже самым театральным городом России. Особенно это касается публики драматических театров. Поэтому сегодня, как воспоминание о наших прошлых встречах, прочитаю стихи Давида Самойлова:
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.
Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.
Хочу сегодня прочесть стихи Арсения Тарковского. В этом году мы, кстати, отмечаем 90-летие его сына - режиссера Андрея Тарковского. Арсений Тарковский, безусловно, величайший русский поэт, просто фантастический. Еще прозвучат стихи Есенина, Блока, Пастернака, Бродского - его потрясающее стихотворение «Любовь»:
Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне…
Вообще Бродский очень не любил, когда его стихи читали актеры. Главный режиссер Московского театра юного зрителя Генриетта Наумовна Яновская как-то рассказывала мне, как познакомила Бродского с Юрским. Сама она встретилась с Бродским, когда работала в книжном магазине в университете, а Бродский работал там грузчиком. Он читал ей свои стихи, и никто еще тогда не знал его как поэта. С тех пор она везде рассказывала о Бродском, какой он величайший поэт. Так вот, когда Юрский стал читать стихи Бродского, Иосифу Александровичу это очень не понравилось. Ему даже принадлежит такая фраза: «В Москве живет Миша Козаков, который очень плохо меня читает». Но я считаю, что Козаков читал Бродского блистательно. И только после смерти Бродского, когда его книгу передали Юрскому, актер обнаружил там такую надпись: «Отдайте это стихотворение Юрскому, он знает, что с этим делать».
Я всю жизнь был страстным почитателем Сергея Юрьевича Юрского. И я стал читать стихи Бродского на сцене уже после того, как его не стало…
Я очень люблю театр. Это совершенно особое место, с особой атмосферой. Зрители и артисты идут на спектакль как на войну. Одни мечтают победить, другие – быть побежденными. И когда эмоции зрителя и актера соединяются – происходит чудо театра!
Сегодня я также буду рассказывать что-нибудь из своих театральных воспоминаний. Самара – родина великого русского артиста Николая Константиновича Симонова. Старики-то еще помнят его, а молодежь наверняка уже не знает. Возможно, они видели с ним фильм «Петр Первый». А я имел счастье работать с ним. Семь лет отслужил я в Александринском театре, и там с Николаем Константиновичем Симоновым мы играли в нескольких спектаклях: «На дне», «Маленькие трагедии»... У меня были тогда небольшие роли.
В спектакле «Тиль Уленшпигель» Симонов играл Клааса. В этой постановке была такая сцена: когда сжигали Клааса, его привязывали к дереву, вокруг которого поднимались языки пламени. Потом круг сцены в темноте поворачивался и дальше должен был двигаться уже без Симонова. На сцене оставалось одинокое обожженное дерево, а Тиль, стоя на коленях, собирал пепел, оставшийся от его отца.
Симонов тогда был уже в преклонном возрасте, и он сказал: «Я не смогу сойти с круга в темноте, я боюсь». И я шепнул режиссеру: «Давайте я его унесу». – «Как унесете?» – «Так, возьму и унесу». Я был тогда молодой здоровый парень. Сначала мы репетировали при свете. Я брал Симонова на руки и уносил с круга. Он узнал, что меня зовут Валера. И дальше на спектаклях, как только гас свет, он сразу окликал меня: «Валера!» Я выходил: «Я здесь, Николай Константинович», и уносил его. А мне говорили потом: «Ты единственный из молодых артистов, чье имя он помнит»…
Николай Константинович Симонов ушел из жизни в 1973 году. Мне тогда казалось, что он очень старый человек. А ведь я сейчас по возрасту уже старше него… Помню, как праздновали 70-летие Симонова – он получил звезду Героя. Конечно, это была уникальная фигура. Думаю, что самарцам будет интересно услышать о своем земляке.
Еще я расскажу о тех артистах, с которыми мне довелось работать, – это были великие мастера. Но я ограничен во времени, и мне нужно уложиться с первым отделением в 50 минут – это будет своего рода творческая встреча, а потом будет второе отделение с оркестром. Там прозвучит «Метель» по Пушкину, прозвучит немного иначе, чем обычно я ее читаю с другими оркестрами. Но мне это произведение доставляет колоссальное удовольствие: прекрасная музыка и потрясающая, прозрачная, немного ироничная и одновременно острая по сюжету пушкинская проза. Каждый раз я получаю от этого сочинения колоссальное удовольствие.
Возможно, это сложный вопрос: Вы разгадали для себя, что такое любовь?
Я нашел формулу ответа на этот вопрос. Я много играл Достоевского и Чехова. Любовь… Мне кажется, что все это очень просто. Настоящая любовь – это дарованная человеку способность пожертвовать собой во имя предмета своей любви. Если ты готов на такое – это любовь. Все остальное – лишь разговоры о ней. У греков любовь называется агапэ. Они говорят «агапэ мэ» – люблю тебя. И эта любовь жертвенная. Она имеет более широкий смысл, чем любовь мужчины и женщины.
Она безусловна?
Да, любить – это редкий дар. Это большая внутренняя работа. Это идеал, который трудно достичь, но кто-то, возможно, его достигает. Вот я играл в «Идиоте» Рогожина. У Достоевского там четыре главных героя: Мышкин, Рогожин, Настасья Филипповна и Аглая. Хотя, в принципе, это один человек – это разные грани Достоевского. Рогожин – это непомерная страсть, с которой он не может справиться. А Настасья Филипповна – это любовь. Она жертвует собой ради того, чтобы князь был счастлив. Это истинная любовь. Кому это дано? Кто это испытал?
Вы испытали это?
Думаю, нет… Хотя, конечно, испытал, когда появились дети. Есть люди, ради которых я могу пойти на все, на любую жертву. А победить свое эго настолько, чтобы раствориться в предмете своей любви, это очень трудно, высоко. Очень. Как мне сказал один англичанин: «Знаешь, почему у вас много разводов? У вас браки по любви…»
Всё это очень сложно, но любовь – это все-таки способность пожертвовать собой. Это сложный вопрос. Но сегодня мы со зрителями будем искать на него ответ. В том числе в рассказе Бунина «Ида». Считаю, что ничего лучше о любви не написано: «Подождав некоторое время, побыв неподвижно среди того нелепого и жуткого молчания, которое последовало после ее страшного вопроса, она поднялась и, вынув теплую руку из теплой, душистой муфты, обняла его за шею и нежно и крепко поцеловала одним из тех поцелуев, что помнятся потом не только до гробовой доски, но и в могиле. Да-с, только и всего: поцеловала – и ушла».
Валерий Александрович Баринов родом из деревни Жилино Орловской губернии. В 1968-м окончил Высшее театральное училище при Малом театре. Работал в Александринке – Театре имени Пушкина (Ленинград), Центральном театре Советской Армии, Театре имени Пушкина (Москва), Малом театре. С 2005-го служит в Московском театре юного зрителя. На его счету более 200 киноролей.
|
Я очень люблю Бунина. Сам я родом из Орловской губернии. А она дала миру половину русской литературы. Там родились Тургенев, Лесков… Бунин считал Орел своей родиной, хотя он и родился в Воронеже, но в Орле учился, работал, писал: «Родина моя – Петербург, Москва и Орел, конечно». Потрясающий писатель Зайцев, Пришвин связаны с Орловской губернией. Родовое поместье Фета расположено в восьми километрах от моей деревни Клеменово.
Да и сам я – Баринов – из лутовиновских дворовых крестьян, из байстрюков. Для фотопроекта Екатерины Рождественской «Караван историй» мне как-то даже сделали грим под Тургенева. Покойная Вера Глаголева тогда собиралась снимать фильм о нем и поражалась нашему с ним сходству. Но, к великому сожалению, Вера рано ушла. Я любил ее как актрису и как человека. Очень грустно, что ее нет с нами… А сейчас вот этот ковид... Я переболел им год назад, переболел тяжело, после того как выписался, месяц учился заново ходить, и до сих пор меня преследует усталость. И самое страшное: после ковида что-то происходит с памятью, я начал бояться забыть текст. Раньше я мог читать то, что хотел, и сколько хотел. У меня был огромный репертуар. А сейчас даже не знаешь, что ожидать от памяти. А ведь свое сольное отделение я читаю наизусть.
Раньше у меня были огромные по продолжительности концерты. Однажды я приехал в Пермь, там был Международный фестиваль органной музыки. Меня попросили, чтобы я почитал стихи с органистом. Мы обговорили с ним программу, но в последний момент он заболел. И приехал другой очень хороший органист, он спросил меня: «Что же делать?» Я узнал, что у него есть свой репертуар. И я предложил ему: «Давайте так: сначала вы играете, потом я читаю в зависимости от того, что вы сыграете». Первое отделение у нас так и прошло. Органисту настолько это понравилось, что он попросил: «А теперь давайте наоборот: сначала вы будете читать, а потом я играть!» У нас получилась чудесная импровизация. Концерт длился около четырех часов… Сейчас, конечно, уже таких огромных концертов нет.
Юлия ШУМИЛИНА
Музыковед, специалист отдела по связям
с общественностью Самарскойгосударственной филармонии,
«Золотое перо губернии»
