20 сентября в Самарской филармонии московский инструментальный ансамбль «Пьяццолла-studio» играл лучшие танго Астора Пьяццоллы. Организатор этого проекта, признанный на международном уровне баянист, профессор Российской академии музыки им. Гнесиных, народный артист России Фридрих Липс рассуждает о своем творчестве и танго Пьяццоллы также вкусно и красиво, как и играет.
Aвтор:
Георгий ПОРТНОВ
Фото: Игорь КАЗАНОВСКИЙ
- Считаете ли вы свой род занятий служением баяну?
- Я уже размышлял над тем, чем является для меня игра на этом инструменте – работой, хобби или отдыхом. Поскольку в моей жизни баян постоянно отнимает 24 часа в сутки, наверное, можно сказать, что творчество с помощью этого инструмента, игра на нем, является и тем, и другим, и третьим. Конечно, порой устаешь от того, чем занимаешься. Но дома утром я всегда стараюсь часа полтора-два поиграть, несмотря на то, что меня постоянно донимают телефонными звонками. После обеда я иду заниматься с ребятами. И это я опять же не считаю работой. Это творчество, общение с молодыми, которые не дают мне чувствовать свой возраст.
- В годы, когда судили «семерку Хренникова» и когда София Губайдулина тоже попала «под пресс», вы не побоялись исполнить на концерте ее произведение De Profundis, известное своим запретным политическим подтекстом. Это был юношеский максимализм вопреки всему?
- Я никогда ни с кем не боролся. За несколько лет до этого процесса, в 1969-м, я приехал из Клингенталя с первой премией и почувствовал, что мне нечего играть из того, что бы мне хотелось. Я увлекся Бахом, французскими клавесинистами Бельманом, Мессианом, который, кстати, тоже прежде был неизвестен. Я исполнял эти произведения, потому что понял, что это моя музыка. По-моему, Гленн Гульд сказал: «Моцарт писал не для моего рояля». Вот Мессиан писал для моего баяна. С De Profundis было то же самое. В 1980-м я сыграл его в сольном концерте в институте имени Гнесиных. И в одном месте в De Profundis, где музыка становится особенно тихой, один профессор, мастер игры на баяне, демонстративно кашлянул, и это осталось в записи. Позже я представлял De Profundis на гастролях в Скандинавии. Перед выездом меня вызывали в министерство культуры, пытались запретить исполнение этого произведения. Но я показал свое упорство, и им пришлось разрешить мне. Если бы я не уладил этот вопрос, меня бы потом не пустили бы за рубеж, как не пускали из-за подобных историй многих скрипачей и пианистов. В итоге De Profundis прозвучало в Финляндии. А уважаемый финский критик Сеппо Хекенхеймо потом написал хорошую рецензию, в которой сказал: «De Profundis надо дать органистам в Лахте, чтобы они на международных конкурсах играли эту пьесу как обязательную».
- Слышал ли вашу игру маэстро Пьяццолла? Как вообще появился посвященный ему проект? И что вы чувствуете, когда исполняете его произведения?
- Конечно, он не слушал игру «Пьяццолла-studio», потому что мы начали играть с этим проектом после смерти композитора. В 1977 году я был в Польше в Белостоке: меня пригласили на летний мастер-класс. Я там также сыграл сольный концерт. Тогда известный педагог по баяну из Ганновера Эльсбет Мозер дала мне несколько листочков с нотами, предложив ознакомиться с интересной музыкой. Там было несколько танго Пьяццоллы. Это имя я прежде не слышал. А у нас в стране его не знали практически до 1990-х годов. Мне так понравилось, что я стал играть пьески Пьяццоллы на баяне на своих сольных концертах. В 1992-м весть о смерти Пьяццоллы в Буэнос-Айресе пронзила мое сердце, ведь я собирал все его пластинки, влюбился в эту музыку.
Меня осенила мысль: а ведь эту музыку надо играть в том составе, в каком играл Пьяццолла. Он играл танго так же неповторимо, как Оскар Питерсон или Дейв Брубек играют джаз. Астор Пьяццолла играл сам себя так, что никто не мог повторить. Причем все его танго существуют в разных вариантах. Пьяццолла играл свои произведения в разных составах, импровизировал. Мой сын Слава, пианист, выпускник Московской консерватории, тоже увлекся этой музыкой, сделал инструментовки, потому что тогда не было нот для произведений Пьяццоллы. Я взял тогда в качестве музыкантов скрипача Владислава Иголинского и Владимира Тонха, с которыми мы играли Silentium Софии Губайдулиной. Также у нас в ансамбле сначала был ударник, но потом мы стали ездить без него, потому что у Пьяццоллы не было ударника: его музыканты сами отбивали ритм на своих инструментах – скрипке, контрабасе, виолончели. Мы впервые вышли с произведениями Пьяццоллы в 1993-м на сцену Малого зала Московской консерватории. Сначала слушатели нас восприняли настороженно, а под конец просто не отпускали. На следующий год мы играли в рамках фестиваля «Баян и баянисты», и нас записало центральное телевидение. На концерте сняли две программы, которые показывались на «Первом канале» в 1994-1995 годах.
В принципе, мы стали первыми, кто начал играть Пьяццоллу в России. И даже за рубежом наш пример послужил для многих исполнителей импульсом к тому, чтобы играть Пьяццоллу. Музыка Пьяццоллы на конкурсе баянистов и аккордеонистов в Кастельфидардо зазвучала спустя год после того, как мы ее заиграли. Также я увлек своей страстью одного из первых в мире скрипачей Гидеона Кремера. Я дал ему ноты к произведениям Пьяццоллы, он их выучил. Мы с Кремером играли Пьяццоллу в Германии, потом он пригласил нашу группу, и мы вновь выступали вместе. Позже Гидеон Кремер сам стал ездить с программой из произведений Пьяццоллы по всему миру.
- На сцене нашей филармонии Пьяццоллу часто исполняют различные музыканты. Почему-то они относят его творчество к «легкой музыке».
- Я не считаю это легкой музыкой ни по содержанию, ни по исполнению. Любую музыку трудно сыграть хорошо. Надо сыграть интересно. Понимаете, Пьяццолла сделал с танго то, что сделал Шопен с мазурками и полонезом, а Штраус – с вальсами и польками. Они подняли музыку с уровня танцевального зала до уровня сцены. И если раньше мазурки, вальсы танцевали, то сейчас их слушают. То же самое сделал и Пьяццолла: его музыку не танцуют, а слушают, хотя в некоторых телешоу под нее пытаются танцевать. У танго Пьяццоллы есть одна особенность. Он использует в своих танго ритм румбы и самбы - на «раз-два-три», в то время как для европейского танго характерен совершенно другой ритм: «пам-пам-пам-пам-парам-пам-пам-пам». Так что танго – это серьезная музыка. А Пьяццолла – один из этапов в моей творческой судьбе.
