Но люблю играть и произведения XVII - XVIII вв. - «золотого» века органной музыки. В тех сочинениях каждый раз находишь что-то новое. Это как старое украшение с новой блузкой – оно играет по-новому, приобретает новый оттенок. Пахельбель, Букстехуде, Свелинк – и сегодня невероятно интересны и публике, и исполнителям.

Не говоря уже о Иоганне Себастьяне Бахе, небольшой юбилей которого (330 лет) мы отмечаем в этом году. К слову, мои друзья, не музыканты, однажды после концерта, на котором я играла только «великого кантора», сказали, что их не утомили те два часа, проведённые с одним композитором, им не было скучно, им не требовалось «разбавить» программу сочинением другого автора. Несомненно, великий Бах – один из немногих, кого никогда не бывает «много» в программе концерта.

Но не только сольными номерами известен наш инструмент. Скрипка, человеческий голос, арфа, гобой нередко звучат вместе с ним в ансамбле, в котором орган может повести за собой, а может и покорно подчиниться. Любой инструмент чувствует себя комфортно с таким партнёром – от маленькой блок-флейты до симфонического оркестра».

Красоту и мощь звука самарского органа давно оценили многие великие музыканты мира, выступавшие на сцене самарской филармонии в рамках Международного фестиваля органной музыки «Королевские аудиенции» и в цикле «Бах плюс…», а создатель этих проектов, ставших визитной карточкой Самары – Людмила Камелина. Четверть века музыкант, ставшая нашей землячкой 12 лет назад, играет на органе, освоила и попробовала множество инструментов европейских залов и церквей, но, по её словам, каждый раз с трепетом приближается к «своему» органу.

Своё благоговение перед королём инструментов некоторые музыканты мира выражают, снимая перед ним обувь и босиком играя на ножной клавиатуре. Но у Людмилы – особая обувь. Она из такой тонкой кожи, что пальцами ног органистка чувствует педальную клавиатуру так же как пальцами рук – клавиши мануалов (клавиатур для игры руками). А изменения в настроении органа замечает, едва прикоснувшись к клавишам. Впрочем, хандрит инструмент или нет, посетители филармонии не услышат – лишь строй его чуть изменится в зависимости от температуры и влажности в зале.

Послушать сердце, посчитать рёбрышки

Чтобы орган не заболел какой-нибудь серьёзной болезнью, Юрий Савельев, органных дел мастер, часто проводит «диспансеризацию».

«Несмотря на свою монументальность, орган очень хрупкий инструмент, - уверяет он. – 3 500 его труб и трубочек диаметром от нескольких миллиметров до полуметра звучат благодаря особой «смятости» их верхушек. Трубы сами по себе очень мягкие, сделаны из сплава нескольких металлов.

Самые большие – басовые трубы длиной до шести метров видны зрителям. (Кстати, замечали, что фасад органа выполнен в стиле самого здания филармонии?). Остальные трубы - за сценой, стоят на высоте до 10 м. У органа 52 регистра. Это значит, что одна нота звучит одновременно в 52 октавах. Много это или мало? Скорее, золотая середина. В США есть орган, имеющий 30 тыс труб и 790 регистров. Для маленького помещения самарской лютеранской кирхи хватает и трёх.

«Сердце» любого органа – тихо работающий электромотор, он расположен прямо за сценой. Его «лёгкие» - меха, нагнетающие воздух в трубы. «Кровеносная система» - кабель, соединяющий пульт, за которым сидит музыкант, с мотором. Как-то давно один из маленьких хористов, наступив на кабель, вывел из строя орган на несколько месяцев. До тех пор, пока немецкие специалисты не выяснили причину остановки инструмента – в самом маленьком проводке переломилась позолоченная шпилька, которую и в лупу-то с трудом можно было разглядеть. Большая неприятность для органа – излишняя сухость или излишняя влажность. Почти катастрофа случилась однажды: прорвало пожарный водопровод. Благо, особая пропитка ели, дуба и ясеня, лак, которым покрыт орган, воду не пропустили. Жёсткие вибрации рок-музыки тоже расстраивают орган.

Есть еще одна напасть – мыши. Именно эти враги Щелкунчика съели в сочинском органе тканевые прокладки. Нехорошая болезнь инструмента – «аллергия» на пыль, оседающую на трубах и забивающуюся внутрь. В западных органных залах и храмах держат постоянную температуру для того, чтобы орган не болел. Но что такое 18 градусов в зале! Да наши зрители разбегутся или начнут, чтобы согреться, топать ногами. Поэтому температура внутри органа поддерживает кондиционер. И наш орган звучит великолепно.

Инструмент на века

Говорят, что лев, сидящий наверху самого знаменитого в мире органа голландского города Хаарлема, подмигивает, когда его «повелитель» доволен исполнителем. Этому инструменту более двухсот лет, и на нём играл великий Моцарт.

Самарский орган не настолько знаменит. Но наш инструмент занимает среди «новоделов» одно из достойных в Европе мест и прослужит века. Его голос, обращённый в вечность, пробудит в земляках высокие чувства, принесёт в их сердца умиротворение и покой. А рождение легенд, связанных с нашим органом, - всего лишь вопрос времени…

Кстати

Установку в самарской филармонии органа долго время «пробивал» великий органист современности Гарри Гродберг. Каждый раз приезжая в наш город, он шёл в высокие инстанции и рассказывал про важность наличия такого инструмента в областном культурном заведении. Наконец, он убедил тогдашнего губернатора Константина Титова. Уговорить главу региона приобрести дорогущий инструмент – стоимость его на то время составляла на сегодняшние деньги около 1полутора миллионов евро – удалось еще и потому, что Константин Алексеевич и сам был заядлым меломаном. Незадолго до приобретения органа, губернатор подарил филармонии рояль. Также для него всегда были зарезервированы места в 8 ряду, и на концерты он ходил с семьей. Кстати, по личной просьбе на обеих его инаугурациях, которые проходили в филармонии, звучал новый орган.

Текст: Светлана Еременко, «Аргументы и факты» №7 (1226)
Фото: Денис Егоров