В Самарской филармонии 9 июня прошел юбилейный вечер «Бенефис на бис» художественного руководителя и главного дирижера симфонического оркестра, народного артиста РФ Михаила Щербакова. В этом году маэстро празднует сразу два юбилея - двадцать пять лет работы в самарской филармонии и свое 65-летие. Корреспондент «ВК» поговорил с юбиляром о начале карьеры в Свердловске, искусстве дирижирования и о том, как судьба свела его с Самарой.
- Вы учились в Свердловске, там же начали работать в театре оперы и балета под руководством основателя московской «Новой оперы» Евгения Колобова.
- Становление Евгения Колобова происходило на моих глазах. Его назначили главным дирижером, а он, в свою очередь, меня назначил первым концертмейстером оркестра. И, собственно говоря, именно он своим примером вдохновил меня на то, чтобы стать дирижером. Наблюдая, как он дирижирует, как он работает, я вдруг увлекся этой профессией.
- Что такое дирижер, схожа ли эта профессия с режиссерской?
- Это и режиссер в том числе. Это многогранная профессия. Так же, как режиссер придумывает концепцию спектакля, так и дирижер создает концепцию, трактовку музыкального произведения. Дирижер предлагает свое видение музыки, а дальше он выходит на сцену вместе с оркестрантами и становится своеобразным солистом. Ведущим, который в процессе исполнения напоминает артистам оркестра, что следует в каждый момент делать, какие соблюсти нюансы, какие расставить акценты, какой взять темп. Но, особенно ценно, если во время концерта происходит какое-то открытие. То есть, все вроде бы обговорено с оркестром, много раз отрепетировано, но что-то всегда остается для этого последнего исполнения перед публикой. И вот это «что-то» составляет творческий момент, и особенно привлекает музыкантов и дирижера. Думаю, что на каком-то интуитивном уровне это чувствует публика. Чувствует, что перед ними сейчас не просто выученные ноты, а происходит рождение музыки, которую чувствуют и переживают музыканты. Этому я учился, прежде всего, у Колобова. Это была самая яркая и сильная сторона его творчества – умение донести открытую, яркую, сильную, смелую эмоцию публике. На мой взгляд, это и есть суть исполнительского искусства. Понимаете, даже симфонию Чайковского можно сыграть неинтересно, вяло или слишком академично, равнодушно. А можно сыграть горячо, страстно, выстроить яркие кульминации. Но самое главное, исполнителю необходимо понимать сверхзадачу - про что эта музыка в глобальном смысле. Музыка, особенно симфоническая - это искусство колоссального обобщения. Редко когда изображается какой-то сиюминутный факт. В симфониях отражаются эпохи, глобальные исторические события, отражаются смыслы времени, в котором творил композитор. И вот когда такая сверхзадача реализуется в музыкальном произведении, а затем достойно воплощается исполнителями, тогда и получается Бетховен, Моцарт, Чайковский, Рахманинов.
- На сцене вы очень эмоциональны, артистичны, порой импульсивны…
- Евгений Колобов, о котором мы говорили в самом начале, это делал по своему, у него свой мир. Я думаю, он был более лиричным человеком, чем я. Краски у нас разные, но подход один: выходя на сцену, ты должен ясно понимать, что хочешь сказать людям.
- А как же настроение, жизненные обстоятельства…
- А вот это уже профессионализм. Какое бы настроение не было, ты должен уметь настроить себя на концерт.
- Вам довелось работать с молодыми и уже состоявшимися, известнейшими исполнителями. Поделитесь своими впечатлениями.
- Я не буду слишком оригинален, сказав, что через всю мою жизнь прошел Мстислав Ростропович, с которым я познакомился в 19 лет. Тогда я еще не думал, что стану дирижером, учился в Уральской консерватории по классу скрипки. Ростропович приехал в Свердловск на гастроли, и мы познакомились с ним случайно, на улице. Он искал магазин, чтобы купить бритву (свою он забыл в Риме). Со мною были мои друзья – студенты, и мы всей гурьбой пошли искать ему бритву, а потом вместе с маэстро пошли в гостиницу и пили там чай. Ростропович все время шутил, запросто, мимоходом, произносил гениальные вещи, которые я до сих пор вспоминаю. Это были реплики по поводу методов исполнения. Мстислав Леопольдович потом не единожды приезжал в Свердловск, мы с ним много раз встречались. И, что удивительно, он эти встречи помнил. У него была феноменальная память, весь земной шар несколько раз облетит, но приедет в Свердловск, и при встрече спросит: «Миша, как живешь? Что ты играешь?». Конечно, если говорить об именитых музыкантах, с которыми свела судьба – это Юрий Башмет, Виктор Третьяков, Денис Мацуев…
- Денис Мацуев и Александр Гиндин приезжали в Самару еще совсем молодыми?
- Да, они приезжали на фестиваль в 92-93 годах, в то время еще никто не думал, что они станут ведущими музыкантами страны. Самаре повезло, что эти музыканты дебютировали именно здесь, и по сей день они нас не забывают. Мне довелось работать с выдающимися композиторами – это Андрей Эшпай, Тихон Хренников, Родион Щедрин. Мне посчастливилось дирижировать их авторскими концертами. С Александром Чайковским мы в этом году сыграли его четвертый авторский концерт. Наш оркестр также постоянно обращается к творчеству самарских композиторов - Марка Левянта, Аллы Виноградовой.
- Мы начали разговор с Евгения Колобова, вы тогда работали в Свердловске, затем в Ярославле, Астрахани. Каким образом Самара оказалась на вашем пути?
- Это был естественный процесс. Первым коллективом, в который я пришел в качестве дирижера, стал Грозненский оркестр. Вскоре меня пригласили в Ярославский симфонический оркестр вторым дирижером, а через два года в Астрахань, возглавить новый камерный оркестр уже главным дирижером и художественным руководителем. Там у меня появилась свобода в выборе репертуара, приглашения артистов, солистов, там я начал заниматься реализацией своих исполнительских методов. А спустя некоторое время приглашение пришло от Самарской филармонии. И хотя работать с камерным оркестром мне очень нравилось, исполнять камерную музыку Баха, Вивальди, Моцарта, но я ведь заканчивал класс оперно-симфонического дирижирования и больше тяготею к глобальным полотнам - симфониям Бетховена, Чайковского, Рахманинова…
Я приехал на прослушивание в Самару, дирижировал концерт, после чего весь оркестр проголосовал за мою кандидатуру, кроме одного воздержавшегося. До этого в Самарской филармонии четыре года не было постоянного главного дирижера.
- Дирижера выбирал оркестр?
- Да, в 91-ом году были очень модны демократические процедуры. Сейчас от голосования отошли, но мнения музыкантов все-таки учитывают.
- Как вас встретила Самара тогда, не было ли разочарований, сложностей?
- Ровно не бывает. Я считаю, что артисты, особенно известные, не должны выносить свои проблемы на общественное обсуждение. Между исполнителем и его слушателями должно присутствовать только искусство. Бытовые проблемы принижают значение искусства. Поэтому я никогда не обсуждаю эти вопросы.
- Но Самара приняла вас?
- Да, во взаимоотношениях с публикой, с прессой в Самаре все было очень хорошо. Понимание, сочувствие, сопереживание, поддержка - все это было на протяжении всех этих двадцати пяти лет. Хотя я этих лет и не заметил. Двадцать пять лет пролетели, словно один день…
Текст: Татьяна Богомолова,
«Волжская коммуна»
