Михаил Щербаков. Чувствовать ритм своего времени

Уже 30 лет образ Самарской филармонии, ее симфонического оркестра в сознании самарцев неразрывно связан с именем Михаила Александровича ЩЕРБАКОВА. Художественный руководитель филармонии, главный дирижер Академического симфонического оркестра, народный артист РФ, заслуженный деятель искусств РФ, заслуженный деятель музыкального искусства. В этом году у маэстро сразу три юбилея: полвека творческой деятельности, три десятилетия работы с Самарским симфоническим оркестром. Сегодня, 15 апреля, он празднует свое 70-летие. Мы от всего сердца поздравляем его с замечательными вехами в биографии и желаем еще «Многая лета»!

Музыкальное образование Михаил Щербаков получил в Уральской консерватории: по классу скрипки – у профессора Н. А. Шварца, по классу оперно-симфонического дирижирования – у народного артиста РФ профессора М. И. Павермана. Музыкант работал концертмейстером в оркестре Свердловского театра оперы и балета, дирижером – в оркестрах Чечено-Ингушетии и Ярославля, художественным руководителем и главным дирижером Астраханского филармонического камерного оркестра.

С 1991 года Михаил Щербаков живет и работает в Самаре. Он – инициатор множества музыкальных проектов: первые международные фестивали, записи первых пластинок и дисков, первые столичные и зарубежные гастроли оркестра. Маэстро дирижировал Большим симфоническим оркестром имени П. И. Чайковского и Государственным симфоническим оркестром России (Москва), оркестром «Новая Россия». А. Петров, А. Эшпай, А. Бердюгин, В. Казенин, А. Чайковский, Э. Денисов, С. Слонимский, М. Левянт доверяют ему исполнение премьер своих сочинений. Творческий диапазон дирижера очень широк: почти все симфонии Бетховена, Брамса, П. Чайковского, Рахманинова, Бородина, Прокофьева, Шостаковича, симфонические произведения Штрауса, Вагнера, Малера, Брукнера, Дебюсси, Равеля, современных западных композиторов. В 2002 году оркестр под руководством Щербакова победил во Всероссийском радиофестивале в номинации «За лучшее творческое прочтение сочинения». По итогам 2003 г. маэстро стал лауреатом конкурса газеты «Музыкальное обозрение» в номинации «Дирижеры». В октябре 2016 года на съезде Международного союза музыкальных деятелей в Москве Михаилу Щербакову, единственному из нестоличных музыкантов, было присвоено звание «Заслуженный деятель музыкального искусства».

Михаил Александрович, приоткройте секрет: в чем магия дирижерского жеста?

Думаю, на этот вопрос никто не знает ответа. В дирижерской профессии есть определенная тайна. Есть музыканты, которые считают дирижерскую профессию лишней. «Зачем нужен человек, который машет в воздухе руками, сотрясает воздух?» – рассуждают они. Признаюсь, только начиная заниматься дирижированием (до этого почти 30 лет я играл на скрипке), сам испытывал чувство неловкости от того, что мои коллеги работают, а я машу перед ними руками. Но после встречи с Евгением Колобовым я открыл для себя смысл этой профессии. Тогда я работал первым концертмейстером в оркестре Свердловского театра оперы и балета. Помню, как Колобов вышел дирижировать «Фауста». Небольшого роста, худенький, пока он пробирался в темноте оркестровой ямы между пультами оркестрантов, я подумал: «Такая огромная опера, а он такой маленький, незаметный… Что же он сможет сделать?»

Он встал за пульт, поднял руки, и вдруг что-то произошло… Будто сверкнула молния! Вся музыка сразу приобрела колоссальное значение. Каждая нота, интонация и аккорд, которые играет оркестр, приобрели глубокий смысл. Все было пронизано экспрессией, настоящим чувством. Именно тогда я понял, какая это профессия! Магия дирижерского жеста возникает тогда, когда дирижер всецело пронизан чувством и мыслью, заключенной в музыке, и передает это с помощью оркестра слушателям.

Есть понятие «дирижерская школа», но почему у одного и того же педагога по дирижированию такие разные ученики?

Дирижерская школа – это мануальная техника, мышление, интеллект, эмоциональность. Во всем этом есть определенные приемы, которые педагог передает своим ученикам. Мануальная техника лежит на поверхности. У каждого дирижера она может отличаться внешне. Но это основа, которая дает возможность каждому дирижеру со своей неповторимой пластикой, жестом быть понятным музыкантам. Если дирижер не знает основ мануальной техники, оркестру будет с ним очень трудно.

Во многих интервью Вы говорили о своих замечательных педагогах. Сейчас, обладая огромным дирижерским опытом, у кого Вы продолжаете учиться?

Это бесконечный процесс, который не останавливается ни на минуту. Всю жизнь я учусь не только у выдающихся дирижеров, но у всех, подмечая то, что может помочь мне в дальнейшем. Я постоянно учусь выстраивать отношения с оркестрантами. Без теплого дружеского отношения к своим коллегам невозможно что-то создать. Конечно, люди общаются словами, но ведь в большей степени общение происходит через жест, взгляд. У музыкантов тонкая нервная организация, они понимают не только то, что ты говоришь, но и что за этим стоит. Для музыкантов оркестра дирижер за пультом – раскрытая книга. Читать мысли дирижера – это коллективное ощущение оркестра.

Оркестр – рентген?

Абсолютный. Артур Никиш как-то заметил: «Пока дирижер проходит от кулис до своего пульта, музыканты оркестра, даже видя его впервые, уже его прочитали. Они всё о нем знают».

Записи каких дирижеров Вы слушаете, смотрите?

Сейчас удивительное время: Интернет дает возможность слушать десятки разных вариантов исполнения одной и той же симфонии, например. Это ускоряет работу, позволяет учиться, избежав в дальнейшем каких-то неудачных моментов исполнения. Последние годы я всё время убеждаюсь в том, что российская исполнительская школа очень сильна, даже в исполнении западноевропейской классики, американской музыки. На меня производят большое впечатление интерпретации Светланова, Рождественского, Мравинского. Всю мою сознательную жизнь Темирканов был для меня источником вдохновения. Насколько он глубокий человек, обладающий внутренним аристократизмом, духовностью! Эти качества гармонично сочетаются в нем с глубокой экспрессией, темпераментом. И, безусловно, не могу забыть своих педагогов! Марк Израильевич Паверман являлся одним из выдающихся дирижеров Советского Союза. Он был в числе пяти дирижеров, победивших на Первом Всесоюзном конкурсе дирижеров, вместе с Мравинским, Мелик-Пашаевым, Рахлиным и Ивановым. В течение долгого времени они были лидерами у нас в стране. Мне повезло: Марк Израильевич подготовил меня к вступительным экзаменам, а потом взял учиться к себе на курс.

Как за время Вашей работы в Самарской филармонии изменились оркестр и его музыканты?

Если оперировать фактами, то в начале моей работы в Самаре, прежде чем показать программу слушателям, мы репетировали по две недели. Сейчас для готовности программы нам нужно четыре репетиции. Говорят, что у нашего оркестра есть свое лицо, он играет не провинциально. Приятно, что о нем тепло отзываются и слушатели, и многие знаменитые музыканты. Хотя, безусловно, у нас есть недостатки, над которыми надо работать. Но оркестр готов к самоотдаче, эмоциональному, яркому артистическому исполнению – это очень важно.

В чем Вы видите назначение музыканта-исполнителя?

Особый дар любого исполнителя – актера, режиссера, музыканта и дирижера – почувствовать свое время: его ритмы, настроение, потребности. Что сейчас необходимо более всего – сочувствие или героическая поддержка? Миссия настоящего исполнителя – умение услышать свое время. Его цель – помочь людям жить. В музыке великих композиторов, которую мы играем, есть ответы на эти вопросы.


Решение этой задачи лежит далеко за рамками нашего разговора. Слово сказанное есть ложь. То, что мы сформулировали словами, стало значительно меньше, чем, к примеру, сказал в музыке Чайковский, Рахманинов или Бетховен. Ведь в музыке – не только чувства и мысли, там есть Нечто Божественное. Но до сих пор никто так и не разгадал, что такое Музыка, какую задачу она выполняет... Неслучайно знаменитый американский писатель Курт Воннегут завещал написать на своей могиле: «Для него необходимым и достаточным доказательством существования Бога была музыка».

Музыка – это разговор Бога с нами. Я, конечно, могу говорить какие-то слова, но они будут бессмысленны, так как не могут реально отразить то, что есть на самом деле. Истина скрыта где-то между нотных строк. Она может возникать только в моменты откровения между исполнителями и слушателями. И в тот момент, когда это откровение возникает, исполнители и слушатели становятся другими людьми. Они поднимаются на новую ступень мироощущения, развития своей личности. Музыка помогает им в этом. Разве это объяснишь словами?

Как влияет энергетика зала на Вашу работу?

Она ощущается интуитивно. Чувствуешь спиной, как настроен зал. Бывает нелегко, когда мы сыграли уже несколько произведений, а зал еще не разогрелся, он – «холодный». Тогда приходится подбрасывать в топку дров, предпринимать особые эмоциональные усилия для того, чтобы публика откликнулась, почувствовала музыку, радость жизни. На концерте происходит взаимообмен энергией между музыкантами и слушателями. Это очень меня поддерживает.

Самарская публика изменилась за 30 лет?

В определенной степени изменилась. Сколько за это время ушло людей, которые ходили на все наши концерты! Я очень тепло их вспоминаю и сожалею, что их уже нет. Очень надеюсь на новое поколение, которое начинает приходить к нам, любит музыку. Я несказанно признателен публике, которая все эти годы приходила к нам. Она – главный смысл нашей работы. Ведь мы работаем для того, чтобы что-то сказать людям и быть им нужными.

Что является для Вас сложным в жизни?

Самое сложное – собственное несовершенство: недостаток сил, возможностей, здоровья, энергии. Но тут уж – сколько Бог дал… Я стараюсь развивать и реализовать свои возможности. Как это получается – судить публике.

Бывают, конечно, физически сложные ситуации. К примеру, последние наши гастроли в Испании. Конец 19-го – начало 20-го года. Никто даже не предполагал, что уже началась пандемия коронавируса. А мы за 19 дней сыграли 21 концерт. Многие оркестранты болели. В отелях, где мы останавливались, проживало много китайцев. Было непросто, однако мы засучили рукава. Оркестр играл с полной самоотдачей в великолепных залах при полных аншлагах. За спиной – Россия, надо показать класс! Судя по оценкам слушателей и критиков, получились достойные выступления. Через неделю после наших концертов в Барселоне в этом же зале выступал Лондонский королевский оркестр под управлением Саймона Рэттла.

Чему научил Вас опыт пандемии?

Он очень удивил, ведь до этого мы никогда не жили в изоляции. Хорошо, что благодаря поддержке правительства и администрации нам сохранили зарплаты, и мы смогли по-человечески жить, не чувствуя себя совсем выбитыми из колеи. Этот опыт нам еще предстоит пережить, ведь неизвестно, чем это закончится. Пока рано делать какие-то выводы. Можно только предположить, что человечество «заслужило» эту ситуацию. Люди и даже целые страны в чем-то неправильно себя ведут. Наверное, эта пандемия нужна была для того, чтобы остановиться и о чем-то подумать.

В этом сезоне Вы дирижировали несколькими программами с киномузыкой Эннио Морриконе, Ханса Циммера, музыкой Голливуда. Концерты прошли с аншлагами (при разрешенной 50-процентной наполняемости зала). Многие слушатели говорили, что не могли купить билеты, хотели бы еще раз услышать эти концерты. Были, правда, высказывания, что исполнять киномузыку – конъюнктура. Какова Ваша точка зрения?

Мы делаем это для того, чтобы та часть публики, которая еще не приобщилась к глубокой содержательной музыке, смогла увидеть в нас близких себе людей. Увидеть музыкантов, исполняющих сочинения, которые хорошо понятны. Именно тогда эти слушатели с большим доверием начинают относиться и к нашим серьезным программам. В этом смысле замечательным примером для меня стал Владимир Спиваков. Когда Владимир Теодорович создал оркестр «Виртуозы Москвы», он с первых концертов включал в программы популярные пьесы, которые понятны и доставляют радость всем слушателям. Этот прием помогает создать в концертном зале атмосферу доверия между слушателями и музыкантами. Публика после этого более внимательно слушает серьезную музыку. Мы как бы приоткрываем дверь в филармонию, чтобы слушателям было не страшно зайти в нее.

Что для Вас наивысшее счастье?

Как отец двух детей отвечу: это их счастье. А мое дирижерское счастье, надеюсь, еще впереди. Я стремлюсь к тому, чтобы выйти за пульт и продирижировать концерт, который будет во всех отношениях совершенным. Но состоится ли это счастье или нет? - вопрос остается открытым…