Песчинка в равнодушном океане

Юлия Шумилина
Член Союза журналистов РФ,
лауреат премии «Золотое перо» Самарской губернии

 

Уезжая из СССР, герой Сергея Довлатова взял с собой только старый фанерный чемодан. В нем – костюм, рубашка, три пары носков, котиковая шапка, перчатки, куртка, ремень... У каждой вещи – своя история, и каждой посвящен рассказ из сборника «Чемодан». Это житейские байки о целой эпохе, в которой жил сам Довлатов. Этот «Чемодан» получил сценическое воплощение в форме моноспектакля. Автор инсценировки и режиссер – заслуженный деятель искусств РФ Дженни Катышева. Музыкальное оформление спектакля придумала Наталия Митрофанова. А сыграл все роли в «Истории из чемодана» на сцене Самарской филармонии актер театра и кино из Санкт-Петербурга Леонид Таранов. С ним наша беседа.

– Как в Вашей жизни появился Сергей Довлатов?

– Это было в подростковом возрасте. Сам я родом из Ленинграда – Санкт-Петербурга. Мы с друзьями в начале 90-х годов начали его читать. Довлатов тоже жил в Ленинграде – на улице, которая идет параллельно Фонтанке, это улица Рубинштейна. Раньше там находился садик, куда меня в детстве водили. Теперь в этом месте у дома номер 23 поставили памятник: железная дверь, а около нее – скульптура Сергея Довлатова. Конечно, нас всех в юности рассказы Довлатова захватили своей искренностью, добротой. Он примиряет нас с нашими слабостями, не осуждая и не обвиняя в них, а повествуя о своих. Довлатов очеловечивает все вокруг себя.

– На Ваш взгляд, Довлатов биографичен в своем творчестве?

– Безусловно, но я думаю, что тот человек, от которого идет его повествование, – это лучшая версия самого Довлатова. Это лирический герой. Конечно, все его рассказы во многом биографичны, но он, как человек с фантазией, делал эти истории намного ярче и интереснее, чем это было в действительности. И выводил в них свое отношение к жизни, людям, поддерживая нас.

Играть спектакли по произведениям Довлатова я начал 8-10 лет назад. Мы стали делать их вместе с моим режиссером – Дженни Катышевой. Она – автор сценариев почти всех моих моноспектаклей. Дженни Николаевна всю жизнь занималась моноспектаклями по классике литературы: Пушкин, Гоголь, Чехов, Есенин, Маяковский, Зощенко… Я принес ей «Чемодан» Довлатова, который мне очень хотелось сыграть. Дженни Николаевна – человек в возрасте, ей было тогда 80 лет, и хоть она спокойно относилась к творчеству Довлатова, но «Чемодан» ее увлек.

– Шутки Довлатова запоминаются на всю жизнь: «отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне – ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм – излечим, пьянство – нет»… Какой для Вас юмор Довлатова?

– Его юмор всегда добрый, не язвительный. Я пытался делать спектакль по Аверченко, но у нас ничего не получилось, хотя я хорошо его понимаю. У Аверченко юмор – жесткий, саркастический. А Зощенко и Довлатова мне играть на сцене легко, ведь, несмотря на все происходящее вокруг, они с добротой относятся к миру. Юмор Довлатова, кроме этого, меланхолично-отвлеченный. Его шутки точно попадают в людей потому, что сделаны не специально, не искусственно. Они незаметные, прочувствованные. Даже совершенно отвратительные герои Довлатова, такие как Чурилин, через призму его взгляда становятся не такими ужасными. Его юмор – милосердный.

– В Вашем исполнении спектакль «Истории из чемодана» идет без реквизита. Он Вам не нужен?

– Это позиция моего режиссера Дженни Катышевой. Она – ярый сторонник лаконизма. Все ее моноспектакли называют «театр одного стула». Возможны минимальные элементы костюма. Ее основная схема – актер, пластика, классический текст. Все остальное отвлекает. Все, что необходимо, можно сыграть и представить. Помню, однажды ко мне после спектакля пришли зрители и сказали: «Ну что вы – даже не могли найти для спектакля чемодан?!» Мог, но не нашел, и это не случайно. Все это отвлекает. Это позиция режиссера, с таким подходом мне и самому со временем стало очень комфортно. Я смотрел многие спектакли, где был реквизит, он пожирает актера. В изменении сценического образа актера мы видим разных героев. У нас есть «Мертвые души» по Гоголю, «Москва – Петушки» по Венедикту Ерофееву, спектакль по Зощенко, «Федот-стрелец, удалой молодец», рассказы Чехова, «Сатирикон»…

– Вы не находите параллель в минимуме вещей в чемодане у самого Довлатова, который в ОВИРе задал вопрос: «Почему можно вывезти за рубеж только три чемодана?», а потом оказалось, что достаточно и одного, а дальше жизнь показала, что и он не нужен?..

– Я думаю, что Довлатова это скорее печалит. Ведь на родине он ничего не смог – у него здесь ничего не получилось. Все было отнято у него той системой, поэтому он выехал «налегке». У него остались только истории, люди, которых он помнил. Память – это все, что он смог увезти… «Весь этот мир куда-то пропал», – говорит Довлатов. Когда в ОВИРе к главному герою обращаются: «каждому отъезжающему» – эта фраза режет ему слух. Это очень жестко!..

Довлатов был огромного роста. Есть фото, где он стоит с пушкинскими искусствоведами: они все ниже его плеча. И в этого огромного человека вместили такую трепетную, хрупкую душу. Он был большой и бесконечно ранимый. Такой разительный контраст впечатляет. Еще Довлатов, знавший, что такое алкоголизм, изображал своих героев и их поступки, многое оставляя за кадром. Поэтому его лирический герой – приятный, «уютный». Такой, каким хотел быть он сам. Как в «Москва – Петушки» Венечка говорит: «Господи, посмотри, чем я обладаю? Разве это мне нужно? Вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует моя душа...» Думаю, что Довлатов не уехал бы, если бы его не выдавили из страны.

– А что бы Вы взяли в свой чемодан в ситуации, подобной довлатовской?

– Я бы взял только детей. Я не думаю о вещах. У меня нет «родового гнезда». Есть сумка, в которой я храню вещи из детства, но и ее я постепенно освобождаю. Я просто не знаю, кому это будет нужно, потому что не верю в вещи и предметы. Никогда ничего не фотографирую в поездках, а просто запоминаю. Красивые фото каких-то мест ведь можно найти и в интернете… У меня произошло обесценивание материальных ценностей, поэтому я ничего бы не стал брать в «свой чемодан».

– У Вас есть страх перед жизнью?

– Да жизнь такая, что ее невозможно не бояться…

– У Довлатова в «Чемодане» есть мысль о том, что человек ощущает счастье и радость жизни лишь тогда, когда оказывается на свободе. А его герой Фред говорит: «До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности. Так попытаемся хотя бы данный миг не омрачать унынием и скукой!..» В чем Вы ощущаете радость жизни?

– Мне трудно ответить на этот вопрос. Наверное, я – депрессивный человек. Моя радость жизни – это только этап к чему-то невеселому. Я – из «грустных клоунов»… Когда была пандемия, я пять месяцев не работал. Сначала были паника и страх – без денег трудно жить, а у меня двое маленьких детей. Вот они не дают мне впасть в депрессию.

Сегодня на спектакле, когда все в зале смеялись, я понимал: Довлатов писал смешно, но после этого смеха наступает печаль… Ведь у него – печальная судьба и печальные истории. Надеюсь, что люди это поймут, ведь невозможно оставаться веселым и задорным от всего происходящего. И нота, на которой наш разговор сегодня закончился, будет минорной…

Опубликовано в «Свежей газете. Культура» (№3 (248), февраль 2023). Театральный проезд, рубрика «Актуальное интервью»