Николай Луганский, пианист, народный артист России, лауреат международных конкурсов. Родился в Москве в 1972 году. Окончил Московскую консерваторию и аспирантуру при консерватории, где его учителями были Татьяна Николаева и Сергей Доренский. Один из крупнейших представителей русской фортепианной школы, лауреат многочисленных конкурсов, в том числе московского Х Международного конкурса имени П.Чайковского 1994 года. Гастролирует на лучших концертных площадках мира. Неоднократно выступал в Самаре. Принимал участие в завершившемся на днях IV Международном фестивале «Дни высокой музыки в Самаре».
Текст:
Валерий Иванов
Знаменитый педагог предрекала артисту большое будущее
За творчеством ныне всемирно известного пианиста Николая Луганского мне посчастливилось наблюдать в течение двух десятилетий – с лета далекого 1994 года, когда слышал выступление студента второго курса Московской консерватории Николая Луганского на Х Международном конкурсе имени П.Чайковского. Будучи бесспорным фаворитом этого соревнования, он получил вторую премию: первую не дали никому.
А еще раньше – в 1986 году из уст выдающегося пианиста и педагога Татьяны Николаевой я услышал: «Среди моих юных учеников в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории есть настоящее чудо - тринадцатилетний Николай Луганский. Запомните эту фамилию. У него большое будущее».
Николай Луганский неоднократно гастролировал в нашем городе. Он был участником и завершившегося на днях IV Международного фестиваля «Дни высокой музыки в Самаре» («СИ» от 24.10).
Знаменитый пианист делится сокровенными мыслями о своих учителях и исполнительской карьере, а также о пианистическом искусстве вообще.
Первый - десятый
- Николай, когда, вы решили посвятить себя музыке?
- Скорее это получилось само собой. В моей семье не было музыкантов. Папа родился в деревне в Калужской области, мама - в эвакуации в Душанбе. Они познакомились в студенческие годы в Москве, жили в общежитии, потом построили кооператив. По профессии папа - физик, мама - химик. Таким образом, сам я уже коренной москвич. Вначале учился в Центральной музыкальной школе, затем в Московской консерватории.
- Какую роль сыграл в вашей судьбе тот не лишенный драматизма Конкурс Чайковского?
- Думаю, его роль в моей судьбе значительно меньшая, чем в судьбах других лауреатов. Конкурс был сознательно сделан так, чтобы его результаты не повлияли на будущее призеров. Впервые ни у кого из участников-инструменталистов не было никаких первых премий, в связи с чем отменили все запланированные зарубежные гастроли. Когда я стал известен в Европе, там с удивлением узнали, что я, оказывается, лауреат того самого конкурса. Что же касается российских слушателей, то многие, вероятно, впервые услышали меня именно на нем.
Психологический эксперимент
- Была ли непростая конкурсная ситуация чьим-то преднамеренным «злодейством»?
- Никакого злого умысла, конечно, не было. Просто в отличие от сегодняшней политики государственного патриотизма тогда главенствовало скорее противоположное: ничего, мол, хорошего в России не осталось, все утекло за рубеж, и нужно было лишний раз показать, что у нас все отвратительно. Но главное было в том, что конкурс взяли в свои руки лауреаты прошлых «Чайковских». И тут сыграла свою роль естественная человеческая психология. Те, кто получил в свое время первые премии, голосовали за их присуждение на этом конкурсе, ну а другие, не забывшие свои собственные обиды и неудовлетворенность, оказались против, не видя достойных. И это была их искренняя позиция. Так что в определенном смысле десятый конкурс явил собой любопытный психологический эксперимент. Не уверен, что мне лично это сильно повредило в жизни.
- Как вы относитесь к конкурсам?
- По натуре я не боец. Люблю спортивные игры, но представить, что мне ставят балл и сравнивают с кем-то в музыке, для меня отвратительно. С другой стороны, конкурсная система все-таки честнее, чем любая другая. Огромное большинство конкурсов - открытые соревнования, и кто угодно может придти послушать участников. Среди слушателей могут быть и будущие устроители концертов, на которых никакого влияния не окажет мнение нескольких членов жюри. Они сами решат, кто из конкурсантов независимо от занятого места должен играть в их городе, с их оркестром.
Учителя: одна великая русская школа
- Вы воспитанник двух замечательных педагогов - Татьяны Николаевой и Сергея Доренского. Как «ужились» в вас эти, на мой взгляд, столь разные, а, может быть, даже несовместимые школы?
- По длительности обучения, конечно, моим основным педагогом была Татьяна Петровна Николаева. У нее я учился пять с половиной лет в музыкальной школе и три с половиной года в консерватории. Мы были знакомы и раньше. Татьяна Петровна была изумительным человеком и невероятно универсальным музыкантом. У нее не было репертуарных и стилевых пробелов. Я ходил на все ее московские концерты. Такой широты горизонта, способности восторгаться самыми разными явлениями фортепианного исполнительства я никогда больше не встречал. И в этом плане ее класс отличался от других. Воспитанникам Николаевой был абсолютно чужд спортивный компонент в искусстве. О коллегах она отзывалась с феноменальным уважением. Представить, что в ее классе о ком-то говорят недоброжелательно, просто невозможно.
В класс Доренского я попал после смерти Николаевой, у него окончил консерваторию и аспирантуру. Конечно, обе эти личности - очень разные, но точек соприкосновения у них больше, чем того, что их различало. Безусловно, у Доренского-пианиста в отличие от Николаевой имеются совершенно очевидные исполнительские предпочтения: сочинения композиторов-романтиков. Но не могу сказать, что их педагогические системы сильно отличаются по своей сути: Николаева училась у Александра Гольденвейзера, Доренский - у его ученика Григория Гинзбурга, так что у них обоих одна великая русская школа. Как педагогов Николаеву и Доренского роднит то, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не навязывали ученикам свои точки зрения, свои мнения. Как не похожи друг на друга ученики Доренского Вадим Руденко, Александр Штаркман, Денис Мацуев. Даже ученики великого педагога Льва Наумова Андрей Гаврилов, Алексей Султанов и Сергей Тарасов на определенном этапе играли очень похоже - была слышна «рука» их наставника. Этого, на мой взгляд, никогда не было у воспитанников Николаевой и Доренского. На лучших записях Доренского в годы его триумфов поражает невероятная мягкость звука. И то, что Мацуев по своей манере совершенно не похож на учителя, являя как бы его противоположность, - свидетельство того, насколько «либерален» Доренский-педагог. Что касается меня, то благодаря Николаевой я безумно люблю самую разную музыку. Тем не менее, не считаю себя специалистом в какой-то конкретной музыкальной сфере. Убежден, что для каждого композитора и музыкального стиля нужно находить свое настроение, дыхание, манеру звукоизвлечения.
Новая жизнь с новым произведением
- Это во многом определяется еще и талантом человека.
- Очень надеюсь, что это так. Но если говорить откровенно, в исполнительском искусстве превалирует другое качество. Человек за годы учебы приобретает определенные навыки, некоторые из которых становятся «ударными»: именно это у него получается лучше всего, соответствует его физиологии, музыкальным воззрениям. Такие навыки он «накладывает» и на Баха, и на Шопена, и на Стравинского, и на Прокофьева. Это - наиболее характерный тип пианиста, и в таких случаях говорят о яркой индивидуальности исполнителя. Но есть музыканты, которые, встречаясь с новым композитором, каждый раз «ломают» себя, выстраивают заново свою личность. Пожалуй, это не очень здоровый процесс, но это именно то, к чему я хотел бы стремиться. Из великих музыкантов в этой категории могу назвать немногих, например, Артуро Бенедетти Микеланджело. У него был очень маленький репертуар, но то, что он играл, не имело никаких типичных для него приемов, он каждый раз проживал новую жизнь с новым произведением. Не могу сказать, что какой-то тип пианиста лучше другого. Для меня самый великий пианист - Рахманинов. Он все играл, как Рахманинов. Но он был гений и поэтому имел на это право. Сколько людей подражало ему, но это всегда смешно.
«Быть знаменитым некрасиво»
- Насколько счастливо складывается ваша творческая судьба, не бывает ли у вас кризисов, сомнений?
- Все зависит от того, как смотреть на пройденный путь. Я не отношусь к тем, кто постоянно анализирует свое прошлое. Мне интереснее, что я буду играть завтра. За последние десятилетия в нашей жизни очень многое изменилось. Я был молодым человеком в период революционных перемен. Но никакие подобные преобразования не способны изменить основные законы нашего бытия: солнце так же восходит и заходит, люди так же любят и ненавидят друг друга. Считаю необходимым не приспосабливаться к реалиям жизни, а противопоставлять им что-то важное и значительное в своем искусстве. Пропаганда классической музыки должна вестись с большим тактом. Нужно воспитывать в себе способность восторгаться. У профессионала средней руки такая способность часто угасает. Если начинает казаться, что вокруг все так серо и скучно, что нечего и некого слушать, нужно разобраться, прежде всего, с самим собой.
- Как живется сегодня концертирующему пианисту Николаю Луганскому?
- Две трети жизни я нахожусь в пути. Нужно постоянно паковать чемоданы, проходить паспортный контроль, но жаловаться смешно: о такой жизни мечтают десятки музыкантов, ради этого они готовы пожертвовать всем. Впрочем, лично у меня нет ощущения, что я иду на какие-то жертвы. У меня бывает больше ста концертов в год - в Европе, Америке, Японии, в российских городах. Это очень много. Знаю людей, которые по обывательской шкале более успешны, чем я, и более озабочены хлопотами о своем благополучии. Мне, честно говоря, не близка борьба за существование. Фраза Пастернака «Быть знаменитым некрасиво» для меня - данность. Конечно, поэт имел в виду стремление быть знаменитым. Именно оно некрасиво, хотя, возможно, само по себе не так уж и плохо.
Навязанное мнение
- Как вы относитесь к российской провинции?
- Совершать турне по России непросто. Масса интересных городов, но добираться до них порой очень затруднительно. Главное мое разочарование - если у меня что-то не получилось. Таких разочарований очень много, они ни с чем не сравнимы.
- Что вы думаете о российской публике?
- Отношусь к ней с особым уважением. У нас, к сожалению, работает гигантская государственная машина и тратятся огромные средства на подавление классической музыки, на то, чтобы отвратить от нее человека с самого момента его рождения. Людям навязывают мнение, что классическая музыка трудна для восприятия. На самом же деле она доступна каждому, у кого есть уши и кто способен радоваться жизни. Все это выгодно тем, кто зарабатывает на оглупленной аудитории колоссальные деньги. В связи с этим люди, покупающие билет и приходящие на концерт классической музыки, на мой взгляд, совершают поступок. Это замечательная публика.
В Самару – с удовольствием
- Довольны ли вы выступлением на самарских «Днях высокой музыки»?
- В Самару я всегда приезжаю с особым удовольствием: большой город, у него давние культурные традиции. Здесь прекрасная филармония, хороший современный Steinway. Всегда полный зал, теплый прием понимающих и доброжелательных слушателей. К тому же у меня самые теплые дружеские отношения с главным дирижером симфонического оркестра Михаилом Щербаковым. Мой принцип: играю то, что очень люблю. В этом смысле концерт в Самаре принес удовлетворение. И приятно, что это нашло отклик у слушателей.
