Первая осень без Фельдман
1 октября, в Международный день музыки, самарская государственная филармония открытием традиционного фестиваля искусств «Самарская осень» начнёт новый симфонический сезон. Однако впервые за многие годы на сцену филармонии не выйдет бессменная ведущая её концертов - любимица и кумир многих поколений самарских слушателей, лектор-музыковед Инна Марковна Фельдман…
Минувшее лето для музыкальной общественности губернии стало поистине летом потерь: ушли из жизни три грандиозных музыканта, с чьими именами связаны лучшие страницы культурной жизни региона последних десятилетий. Это Инна Фельдман, заслуженный работник культуры, лектор-музыковед филармонии, Вера Сальникова, кандидат искусствоведения, доцент кафедры истории и теории мировой культуры Самарского государственного педуниверситета, автор ряда филармонических абонементов для детей и юношества, и Евгений Лакирев, профессор, главный дирижёр оркестра русских народных инструментов "Виртуозы Самары", заслуженный работник культуры РСФСР и заслуженный деятель искусств России…
Быть лично знакомой с Верой Петровной и Евгением Михайловичем, мне, к сожалению, не довелось. А вот об Инне Марковне очень хотелось бы вам сегодня рассказать, и вы сейчас поймёте, почему.
Без нескольких дней 34 года проработала Инна Фельдман в самарской филармонии, многим из нас, её слушателям, сегодня самим по столько (или чуть больше) лет. Несколько поколений самарцев выросли на её концертах, и моя дочка - в том числе. И не просто выросла - пошла по её стопам, поступила в музыкальное училище, решив стать теоретиком музыки, и сегодня уже имеет в своём багаже определённые победы, даже на всероссийском уровне. И потому сегодня так болит сердце - в лице Инны Марковны мы потеряли очень близкого, родного и даже любимого человека. Человека, который не знал о нашем существовании, но в музыке для нас был опорой, дающей жизненные ориентиры.
Лектор-музыковед - профессия особая, она - как мостик между теми, кто исполняет музыку, и теми, кто её слушает. Слово ведущей предваряет каждое выступление музыкантов (будь то оркестр, солист или инструментальный ансамбль), настраивает нас на восприятие музыки - так же, как музыканты настраивают свои инструменты перед тем, как начать исполнять произведение. Мы об этом, наверное, не задумываемся, но на самом деле это очень важно - привести наши мысли и чувства (особенно если мы пришли в зал после рабочего дня, ещё погружённые в свои бытовые проблемы) к тому состоянию, которое уже через несколько минут даст нам возможность не просто услышать, но и правильно понять музыку, замысел её создателя, интерпретацию исполнителя.
Мы ведь с вами обычные люди, не музыканты, не искусствоведы, мы идём в филармонию не затем, чтобы проанализировать музыкальное сочинение, а чтобы… Чтобы что? Очень трудный вопрос. Отдохнуть? Получить пищу для размышлений? Или просто отдаться музыке, плыть по её «волнам» и вместе с ней волноваться, страдать, ликовать? Наверное, и то, и другое, и третье. Но главное, мне кажется, - чтобы прикоснуться к чему-то доброму, очень светлому и истинному, что наполняет душу и чего нам не дано понять, но дано почувствовать. Может быть, к Богу?
…Люди старшего поколения - я со многими говорила об этом - часто признавались, что идут в филармонию не только на конкретное произведение или исполнителя, но и «к Инне Фельдман». Удивительно! Ведь, казалось бы, роль её на сцене скромна - несколько минут в преддверии концерта, по несколько минуток перед каждым произведением. Но как интересны и как ценны всегда были эти минуты!
Вдуматься только: музыка - самое «зашифрованное» из всех видов искусств. Мы не можем понять его без посредников: писатель написал книгу - мы берём её в руки и читаем. Художник создал картину - мы смотрим на неё и составляем о ней своё мнение. Но мы не можем взять в руки ноты и начать их «читать» - если, конечно, мы сами не музыканты. Нам нужны те, кто осмыслит и воспроизведёт для нас эту музыку, расшифрует то, что хотел сказать композитор, не исказив его истинного смысла.
Грандиозная, непосильная задача! Но они, музыканты, - профессионалы, они могут это сделать! Нам не дано знать, как - кровью, потом, страданиями. Мы по другую сторону рампы и никогда не увидим их репетиций, не станем свидетелями их внутренней духовной работы. Мы идём в филармонию, условно говоря, «на конечный результат». Но даже его, это результат, не каждый в состоянии правильно понять. Вот почему так важна миссия лектора-музыковеда: музыку надо уметь объяснить! Сколько людей, наших с вами знакомых, коллег, даже имея возможность слушать классическую музыку, не делают этого только потому, что … боятся, не чувствуют её! Но понимание музыки не приходит одним днём - слушателя надо растить, что-то ему подсказывать, разъяснять, давать направление его мыслям. И начинать в этом сложном деле надо, как говорится, с младых ногтей - когда он, слушатель, ещё совсем юн.
И в этом смысле то, что делала для юношества Инна Марковна Фельдман совместно с дирижёром симфонического оркестра Георгием Евгеньевичем Клементьевым, которого окрестили «главным детским дирижёром губернии», иначе как вкладом в будущее России, в её нравственность и культуру, не назовёшь. Как ни высокопарно это прозвучит…
Именно этот творческий тандем создал и блестяще реализовал детские и юношеские абонементы, которые, без преувеличения, для подрастающего поколения стали абонементами не только музыкальной культуры, но и духовного просветительства.
Несостоявшееся интервью
…Я всегда мечтала встретиться с ней и сделать интервью в нашу газету - о музыке, о нашем времени, о наших детях… Не успела. Как не успела и сказать очень многое, что мысленно проговаривала про себя не один раз. Когда наша «Волжская заря» располагалась в районе Масленникова, на улице Подшипниковой, я часто встречала Инну Марковну в людском потоке - на улице, в транспорте (оказывается, она жила в этом районе города), но так и не решилась подойти к ней - боялась побеспокоить, смутить своим вниманием - тем более что рядом всегда были люди…
Однажды увидела знакомый силуэт в вечно переполненном 47-м автобусе и даже вышла за ней на какой-то остановке, но… Прошла несколько метров, и что-то меня остановило - не захотелось беспокоить усталого человека, погружённого в свои мысли…
Что бы я ей сказала в тот момент? Не знаю. Наверное, главное своё ощущение от её совместных с Клементьевым абонементах. А именно: то, что они делают в детских и юношеских концертах, в духовно-просветительских программах, затрагивающих вопросы бытия и побуждающих слушателей задумываться над главными жизненными вопросами - кто мы? зачем мы живём? - всё это на чаше весов перевешивает все разговоры о необходимости нравственного и патриотического воспитания молодёжи, формирования духовности, пробуждения лучших человеческих качеств…
Сказала бы обязательно о своём ребёнке - как привела её, совсем маленькую в филармонию, как дочурка потом «рисовала музыку» - фломастерами, карандашами, позже гуашью. Рисовала всё то, что слышала, о чём рассказывала Инна Марковна, о чём играли музыканты, воодушевлённые своим дирижёром, которого дочка сравнивала - в зависимости от того, какая была музыка, - то с полководцем, ведущим в бой своё войско, то со старинным сказителем, рассказывающим былины…
Я понимала, что эти образы рождаются в детской головушке не только от услышанной музыки, но и от слов, сказанных в адрес ребят Инной Марковной, и тихо радовалась тому, что в отличие от меня, мамы, у неё есть все эти слова, и фактически она для моего ребёнка, по крайней мере, в плане осмыслении музыки, - вторая мама.
Любопытный факт: на одном из концертов подростки так впечатлились услышанной музыкой, а может, даже не столько музыкой, сколько эмоциональным рассказом о ней ведущей, что по её окончании стали не только аплодировать, но и... гудеть и топать ногами! Мы, остальные зрители, замерли: как же отреагирует Инна Марковна? Более чем спокойно! Она просто пояснила ребятам, что в отличие от стадиона, в филармонии не принято выражать свои эмоции таким образом. Здесь аплодируют музыкантам, а в исключительных случаях кричат «браво».
Только однажды она остановила концерт - когда старшеклассники, невесть откуда взявшиеся на балконе уже после начала концерта, стали шуметь, толкаться, а их учительница не смогла с ними совладать… И мне подумалось - какая же выдержка должна быть у ведущей, чтобы не одёрнуть этих недорослей резким словом, а спокойно, без осуждения пояснить, где они находятся и почему тут нельзя так себя вести.
Но такие «дисциплинарные нарушения» на концертах Инны Фельдман были крайне редкими, потому что каждое её выступление и по смыслу, и по форме, а главное - по умению воздействовать на сознание, волю и эмоции было таким сильным, что зал обычно безмолвно внимал и восторгался. Восторгался теми открытиями, которые приходили к нему со слов ведущей.
Желание духовно насытить зал
Я поделилась этими своими мыслями с Георгием Евгеньевичем Клементьевым. Он согласился:
- Да, она властвовала над публикой, и юной, и умудрённой опытом. Властвовала в самом лучшем смысле этого слова. У неё был свой особый магнетизм, своя энергетика. Впрочем, это слово многими воспринимается сегодня скорее как потенциал грубой телесной силы («энергетика дискотек», «энергетика пепси-колы» и так далее). У Инны была совсем другая энергия - связанная с желанием духовного насыщения зала. Это то, что называют харизмой. Её слушали. И она гордилась тем, что незнакомые люди, когда встречали её на улице, говорили ей: как мы вас любим и как ждём ваших выступлений! И многие, вы правы, ходили на концерты не только из-за музыки, но и из-за того, что их ведёт Инна Фельдман. Это самое главное признание, которое она при жизни испытала и была этим очень счастлива.
Для детей надо делать так же хорошо, как и для взрослых, только ещё лучше
…Я рассказала Георгию Евгеньевичу, как несколько лет назад, на одном из концертов для юношества, наш оркестр исполнил сочинение, которое потрясло многих ребятишек в зале. И моя дочка решилась на смелость - подошла к сцене, уже по окончании концерта, и спросила у Инны Фельдман: «А как называется произведение, которое звучало, когда вы рассказывали про ад?» «Это Чайковский, Франческа да Римини», - ответила она. И в тот же миг с этим же вопросом подбежал к сцене мальчонка - такой же «почемучка», как и моя…Слово за слово - и Инна Марковна стала отвечать на другие их вопросы. В зале уже погасили свет, а они - музыковед и 12-13-летние ребята - всё беседовали… Музыканты и лектор затронули далеко не детские темы, посвящённые глобальным вопросам бытия. Как говорили древние, «memento mori» (помни о смерти). И тем удивительнее было нам, двум мамам, что Инна Марковна очень просто, понятным языком объясняла то, что и взрослым-то не всегда понятно!
Дирижёр вспомнил тот концерт. Эта была их общая с Инной Фельдман программа «Сказка о человеческой душе». Они попытались донести до ребят мысль о том, что если человек не испытывает пиетета пред Богом, если нарушает его заповеди, которые по сути являются принципами существования Вселенной, - то нарушается гармония Вселенной и логика человеческой жизни. И тогда существование человека превращается в ад, который особенно усиливается в момент перехода от жизни к смерти. Да, тема сложная, но кто сказал, что с детьми надо говорить только на «лёгкие» темы? - задаёт дирижёр риторический вопрос. Этой сложной проблеме посвящена музыка Чайковского, говорит Клементьев (я мысленно добавляю: гениально исполненная нашим оркестром).
Музыканты попытались изобразить эти самые «круги ада», мучения - нравственные и, как следствие, и физические. И музыка - такая сильная и выразительная! - отозвалась в сердцах ребят. Неспроста же они подошли к музыковеду с вопросами - что это была за музыка? почему она такая? Это дорогого стоит…
Мама, а как выглядит дирижёр Щербаков?
Однажды после очередного юношеского концерта дочка спросила: «Мама, а как выглядит дирижёр Щербаков?» И я поразилась: настолько прочно в её сознании к тому времени наша филармония ассоциировалась с двумя людьми - дирижёром Клементьевым и музыковедом Фельдман, на концерты которых она уже сама меня тянула!
По поводу внешности главного дирижёра я ответила интригующе: «Михаил Александрович - вылитый Штраус», чем удесятерила интерес ребёнка к филармоническим концертам. Впрочем, очень скоро моя Мариша увидела и главного дирижёра, и «Форте-квартет», он тогда только-только начал свои выступления, и мы с дочкой из детско-юношеской аудитории плавно и незаметно для себя перешли в аудиторию взрослую. И сами того не заметили, как филармония стала неотъемлемой частью жизни нашей семьи…
Но и взрослые вечерние концерты - длинные по времени и сложные по восприятию - понимать нам было не трудно, потому что и их всегда предваряло вступительное слово Инны Фельдман. Благодаря ей и атмосфера этих концертов, и исполнители, и «новый» - главный - дирижёр сразу стали для нас любимыми. Тем более что оркестр-то уже был нам и вовсе родной! Все его инструменты мы знали наизусть (опять же благодаря юношеским абонементам, где была и по сей день существует специальная программа, знакомящая ребят с инструментами симфонического оркестра).
Наверное, такой же путь, как и мы, проходят те дети Самары, которые полюбили музыку, вот так же, посещая юношеские абонементы и для которых она, как и для нас, в итоге стала важнейшей потребностью жизни. Наверное, в этом и заключается животворящая связь, передающая культурные традиции из поколения в поколение...
…Сейчас моя дочка уже совсем взрослая. Это целый «космос» со своими мыслями, суждениями о музыке, размышлениями о жизни, духовности, нравственности, Боге. Иногда я слушаю её и понимаю (как, наверное, любая мама), насколько она, благодаря музыке, умнее, мудрее, тоньше меня самой. Как понимаю и то, что, не будучи профессиональным музыкантом, я не смогла бы одна дать ей того, что она получила, с малолетства черпая знания от Инны Марковны Фельдман - этого светлого, чуткого, глубоко чувствующего музыку человека и, главное, умеющего о ней рассказать...
У неё не было и толики ощущения своего величия над теми, кто несведущ в вопросах музыки, о самых сложных вещах она говорила так, словно была не на сцене, а рядом с тобой, один на один, за чашкой чая...Спасибо ей за это.
Очень больно, когда уходят ТАКИЕ люди. Вдвойне больней, когда это происходит в возрасте ещё далеко не пожилом возрасте - 20 сентября Инне Марковне исполнилось бы 59 лет. Но ещё печальнее от того, что она ушла полная сил, энергии и желания отдавать людям то, что имела…
Она ушла, но её дело живёт, потому что она вложила в него всю себя и посвятила ему всю свою жизнь. И это самое главное! Это то, что и сегодня, когда её нет, влечёт нас, её слушателей, в филармонию…
Она умела слышать звёзды…
«Многие лекции-беседы Фельдман – золотой фонд музыкального просветительства, с ее участием в филармонии родился уникальный цикл концертов, являющих собой синтез музыки, истории, философии, религии, театра, литературы и живописи.
Без Инны Фельдман опустела и ее именная гостиная, и симфонические утренники, на которых юные слушатели и их родители приобщались к огромному миру музыки. Инны Марковны в равной степени будет недоставать взрослой аудитории и впервые пришедшей на филармонический концерт детворе, музыкантам-профессионалам и простым любителям-меломанам».
Эти слова я прочитала на интернет-сайте Самарской филармонии. И подумалось: если для нас, рядовых слушателей, так велика эта потеря, то что же могут сейчас чувствовать те, кто работал с Инной Фельдман бок о бок, кто был её другом...
Директор Самарской филармонии Наталья Степановна Глухова ответила на этот вопрос с болью: «В эти дни мне многие задают один и тот же вопрос - есть ли замена Инне? И я отвечаю - нет. Это уникальный человек, на её слове, её восприятии музыки воспитаны целые поколения слушателей. К нам приезжают гастролёры из Москвы, Петербурга, других городов России и они подтверждают: ни в одном регионе страны лектора-музыковеда такого уровня нет. Я и сама почти столько же - 30 лет - проработала в филармонии и, признаюсь, каждый раз, слушая Инну, испытывала эмоциональное потрясение. Конечно, у нас есть и будут ещё хорошие музыковеды, но такой, как она, уже не будет».
Главный дирижёр симфонического оркестра Михаил Александрович Щербаков высказался не менее эмоционально: «Инна Марковна занимала особое положение в иерархии музыковедов России. Я много ездил по стране, играл с разными оркестрами и волей-неволей каждый раз перед исполнением произведений слушал слова лекторов и имел возможность сравнивать их с Инной Фельдман. И я свидетельствую: да, наша Инна Марковна имела несравненное превосходство над теми, кого я слышал в других городах. И по глубине освещения вопросов, которые затрагивала, и по эмоциональности она, безусловно, была на самой высоте. И в этом смысле нам всем повезло, что на протяжении стольких лет Самара имела артиста и профессионала такого уровня».
Дирижёр симфонического оркестра Георгий Евгеньевич Клементьев, один из самых близких друзей и соратников Инны Фельдман, признался, что для него это ещё и личная потеря:
- Со смертью Инны я почувствовал, что какая-то значительная часть меня ушла вместе с ней… И уже не будет наших замечательных программ «Бал в старой Самаре», «Великий печальник земли русской Сергий Радонежский», «Сказки о человеческой душе», которые рождались довольно трудно, но они стоят этого…Вы знаете, она удивительный человек! Когда её просили о чём-нибудь написать, она всегда отказывалась и говорила скромно: я не умею. Но на самом деле у неё было блестящее литературное дарование, и все слова, которые она произносила на протяжении концерта, она сначала записывала, потом многажды произносила, шлифовала, а вечером поражала нас всех отточенностью мыслей и формы.
Она очень любила свою работу и испытывала громадный восторг от самой возможности говорить с залом - возможности, которая ей была предоставлена и судьбой, и её образованием, и талантом. Быть на сцене, владеть вниманием слушателей, что-то им сообщать - это было для неё счастьем. Признаться, я вижу в ней маленькую девочку, и представляю, как, если бы мы были знакомы лет с пяти, она наверняка бы верховодила и говорила: «Это будет вот так, а это - так, я буду говорить, а ты стой там, и я дам тебе знак!»... У неё были невероятные качества лидера и уверенность в том, что то, что она делает, это единственно правильное. И это действительно было так.
Когда мы обсуждали прошедшие концерты, она говорила: «Какое это счастье - ощущать, что твои слова ждут!» Это было самым главным её внутренним стимулом. Ради того, чтобы сообщить слушателю то, что он не знает, но так жаждет узнать, она была готова горы свернуть! Изучала, глубоко и обширно, всю, какая есть, литературу, штудировала все источники информации, все справочники. С удовольствием училась, спрашивала всех и каждого, кто только мог дать ей какую-то крупицу информации по теме. И только после этого, дома, тщательным образом работала над своим выступлением.
Я, наверное, один из немногих, кто знал об этом, потому что мы были очень близки и творчески, и человечески, и Инна часто бывала у нас дома - за чашкой чая мы допоздна обсуждали предстоящую программу…Главная её «домашняя работа» заключалась в том, чтобы отшлифовать и довести до блеска каждое слово, сказанное со сцены.
Она понимала, как много оно, слово, значит - правильно подобранное, правильно произнесённое. У неё всегда была отточена интонация. Как настоящая драматическая актриса, она выстраивала интонационную структуру своего выступления. В этой структуре было всё - шепот, самый громкий крик, возмущение, паузы!
И что самое замечательное - в последние годы она нашла свою собственную, изумительную форму подачи материала, которая будила инициативу мысли у слушателей в зале. Перед тем, как начать что-то рассказывать о каком-нибудь великом человеке, она вдруг начинала говорить взаимоисключающие вещи. Например: «Это талант или это посредственность? Это хорошо или плохо?» и приводила примеры. Таким образом она ставила слушателя перед выбором, который невозможно было сделать, потому что правильно было и то, и другое! И вот, представьте, произнеся такие каверзные вопросы, дав людям почву для размышлений, она постепенно начинала подводить их к какому-то ответу, к внутренней гармонии. Это было удивительно! В композиции её рассказа происходил диалектический процесс примирения противоположный идей, противоположных мыслей, противоположных оценок. Она сама проходила и слушателя заставляла пройти этот процесс диалектики. Процесс, в котором точно отражается жизнь, потому что наша жизнь тоже полна противоречий. Она считала, что правильная оценка заключается в том, что именно противоречия рождают гармонию и единство смысла жизни. Это был её драматический приём. А к нему добавлялся замечательный артистизм, умение ярко преподнести не только слово, но и саму себя.
Она всегда обращала внимание собой, своей внешностью. Чувствовала себя «в свете прожекторов» и очень точно рассчитывала то, как она одета, какой у неё макияж, где она будет стоять, какая будет жестикуляция… Одним словом, это была актриса самого высокого уровня, самого высокого дарования, которая работала над собой до самого последнего дня. Я не помню случая, чтобы когда-нибудь она была не готова к концерту и говорила плохо или слабо. Может быть, иногда её можно было упрекнуть, что её выступление по времени было слишком длительным, но чтобы было неинтересным - никогда. Это действительно было то Слово с большой буквы, которое готовило слушателя к восприятию музыки, интерпретировало её главный смысл и подводило к мысли о том, что музыка и реальная жизнь - это явления очень сходные и во многом зеркально отражающие друг друга.
А в бытовой жизни она была человеком фонтанирующим, я всегда заряжался от неё положительной энергией, жизнелюбием, она в любую минуту готова была прийти на помощь, позвонить и поднять на ноги весь город, всех своих знакомых - если кому-то это было нужно… В общем-то, так же пытались и мы, её друзья, администрация филармонии, наши слушатели, помочь ей, когда она заболела, но, увы, не смогли…
На одном из последних концертов я сказал залу и сейчас эти слова повторю: Инна любила смотреть на звёзды, умела слышать их, и вот теперь для всех нас она стала такой же далёкой и прекрасной звездой… И это действительно так.
Светлана Ишина
