О некоторых «листьях» «Самарской осени». Окончание
Наступившая неделя для музыкальной общественности губернии обещает стать временем незабываемых встреч - 19 и 20 ноября в Самарской филармонии состоится фестиваль «Мстиславу Ростроповичу», который уже во второй раз пройдёт в нашем городе по инициативе художественного руководителя Мариинского театра Валерия Гергиева и губернатора Самарской области Владимира Артякова. Ну а мы сегодня подводим итоги другого большого фестиваля - «Самарская осень», о некоторых концертах которого мы уже писали.
Напомним, в первой части публикации мы рассказали, образно говоря, о нескольких «листьях» «Самарской осени», которые собрали в свой воображаемый «букет».
Листом алым, чувственным, нам представился концерт известной оперной певицы Марии Максаковой, листом жёлтым, золотом высшей пробы - выступление московского камерного оркестра «MUSICA VIVA» под управлением Александра Рудина и молодой солистки Большого театра Анны Аглатовой.
Но были на нынешней «Осени» и листья других цветов - о них наш сегодняшний рассказ.
Лист зелёный - «Река талантов», или Молодо, но не зелено!
Именно так, перефразируя поговорку, можно охарактеризовать выступление «музыкальной сборной» России, как иногда называют проект «Река талантов». Он представляет собой серию гастрольных концертов в Поволжье молодых (до 25 лет) музыкантов из разных регионов России, на которых они «прокатывают» свою программу перед участием в крупных международных конкурсах, выступая в том числе и в сопровождении симфонических оркестров региональных филармоний. На сей раз к нам приехали очень талантливые ребята - арфист Александр Болдачёв, виолончелист Евгений Румянцев и пианист Сергей Редькин. Они выступили вместе с симфоническим оркестром филармонии под управлением художественного руководителя и главного дирижёра народного артиста РФ Михаила Щербакова.
Несмотря на молодость, каждый из солистов является опытным концертирующим музыкантом. Александр, к примеру, побывал с сольными программами в девяти странах мира, является лауреатом международных конкурсов, как исполнительских, так и композиторских, стал лауреатом ежегодной премии Юрия Темирканова, стипендиатом фондов «Новые имена», «Русское исполнительское искусство».
Евгений недавно окончил Московскую консерваторию, учится в аспирантуре, два года назад стал лауреатом XIII Международного конкурса им.П.И. Чайковского. Его по праву считают одним из самых ярких и харизматичных молодых виолончелистов. К 25 годам он успел объехать всю Европу, выступал в Африке, Японии. К нам в Самару музыкант приехал с первым концертом для виолончели с оркестром Шостаковича - своего любимого композитора, на исполнении произведений которого «специализируется». Как пояснила ведущая концерта, он боготворит это композитора, является постоянным участником трио и квартета «DSCH» (эти загадочные для немузыкантов знаки означают монограмму, то есть первые буквы имени и фамилии знаменитого композитора).
Наконец, Сергей, самый молодой из нынешних гастролёров, ему только что исполнилось 18 лет, является студентом Санкт-Петербургской консерватории и при этом он уже лауреат огромного количества международных и всероссийских конкурсов, перечисление которых займёт целую газетную колонку. Назовём лишь самые ключевые: гран-при на конкурсе им. Шопена в Эстонии, первая премия на фестивале «Классика» в Казахстане, первая премия на фестивале им. Рахманинова в Москве (где он выступал со вторым концертом для фортепиано с оркестром Рахманинова, который привёз и к нам в Самару).
Удивительно, какие талантливые молодые люди! А мы ещё говорим, что искусство уходит из жизни людей, что Россия теряет свои культурные традиции…
Если говорить непосредственно о концерте… Три молодых исполнителя, три инструмента, три абсолютно разных по характеру музыкальных сочинения… Настолько разных, что, принимаясь за эту статью, я вспомнила слова Дмитрия Кабалевского - он когда-то сказал, что очень трудно музыкальному критику писать о произведениях, которые настолько отличаются друг от друга, что их просто нечем связать друг с другом. Но мне показалось, в этой «разности» и была изюминка концерта. Фактически мы, слушатели, в один вечер побывали в трёх концертах вместо одного, прослушали три произведения, максимально непохожих и даже контрастных друг другу, окунулись в три разных эпохи (правда, Рахманинов и Шостакович всё же из одного времени, но стилистически их произведения просто несопоставимы).
Самое большое впечатление на публику произвёл Шостакович - наверное, в силу того, что сама музыка была такой - сложной, напряжённой, не могущей оставить слушателя безразличным. Чувствовалось, что Евгению близок этот композитор и близок сам исполняемый концерт. Молодой музыкант исполнил его очень увлечённо, смог передать атмосферу страха и близости катастрофы, гнетущей мрачности, если не сказать - зловещности, которой пронизано это произведение.
Удивительно чётко распределены голоса инструментов в оркестре: главными «действующими лицами», помимо солирующей виолончели, являются струнные, валторна. И - деревянные духовые. Именно они несут весь «корень зла», от них исходит вся «демоничность». Их звучание, особенно в неестественно высоком регистре, проникнуто гротеском, а струнные противостоят им, уравновешивают их своей «человечностью»… Есть у них и ещё одна «роль» - аккорды pizzicato, этот драматический элемент ещё больше накаляет атмосферу концерта - как шаги или стук в атмосфере ужаса. А сама виолончель… Она скорее не противостоит, не борется, а просто вовлечена в общую «вакханалию», запуталась в этой паутине, бьётся в ней, пытаясь освободиться…
Просто диву даёшься, насколько точно смог передать эту атмосферу - своим исполнением (разумеется, вместе с оркестром) - совсем молодой, в общем-то, музыкант…
Концерт для арфы публика восприняла …спокойнее. Но, пожалуй, собственно концерт Генделя, а ни в коем случае не мастерство молодого солиста! Наверное, многие из присутствующих в зале первый раз в жизни по-настоящему слушали арфу - инструмент-то довольно редкий. О, как она звучит! Какие у неё богатейшие возможности, какой огромный диапазон, удивительный, близкий самому утончённому из старинных клавиров, тембр! И Александр Болдачёв предстал перед нами как, без преувеличения, блестящий виртуоз. Его каденции (сольные эпизоды) все слушали, затаив дыхание. А по окончании концерта долго не отпускали со сцены - пока юноша наконец не взялся сыграть на бис очень яркую, мелодичную, красивейшую по фактуре пьесу, чем полностью сразил всех присутствующих…
Концерт Рахманинова был исполнен так же блестяще… Основная черта манеры пианиста Сергея Редькина - ясность, строгость и отчётливость во всех мелодических линиях.
У него какой-то особый, свой стиль исполнения - как будто он не стремится погрузиться (и погрузить слушателей) в атмосферу сочинения, «отключившись» от действительности, а, наоборот, хочет как бы «показать» этот концерт, так, словно иллюстрирует незримую лекцию.
В общем, все три молодых человека в этом концерте продемонстрировали высший класс, исполнив свои произведения так, словно играют не на «периферии», а в лучших концертных залах мира. И если попробовать найти и в двух словах обрисовать индивидуальные черты каждого, то, пожалуй, у арфиста это - высочайшая техничность, осознание редкости своего инструмента, стремление раскрыть все его возможности и выразительные средства и, конечно, утончённость, которая определяется самим этим инструментом. У виолончелиста - абсолютная техническая свобода и захватывающий темперамент. Исполняя своего любимого Шостаковича, он словно погружается в какой-то «транс», и создаётся впечатление, что у них с композитором невидимый союз, и Шостакович сам поверяет Румянцеву какие-то особые тайны, подсказывая ему, как надо играть. У пианиста же, напротив, «конёк» - его иллюстративность, не желание ввести слушателя «вглубь» музыки, а стремление рассказать о концерте «без слов».
Одним словом, «молодо - не зелено»!
Лист багряный, с оттенком полыни, или О том, почему романсы не всегда трогают душу
…В этот день зал филармонии был заполнен: любители вокального искусства не могли пропустить выступление певицы, которую критики назвали звёздой романса ХХI века.
Ирина Крутова, победительница международного конкурса вокалистов «Романсиада-2000», в нашей филармонии выступила во второй раз - первый концерт она дала в январе нынешнего года и, как сообщалось в программке, тогда «зал замер, заворожённый её прекрасным голосом и душевной теплотой».
На сей раз солистка привезла новую программу «Помни обо мне», в которую вошли как романсы прошлых лет, так и сочинения современных композиторов, пишущих в этом жанре. Как пояснил ведущий концерта, Ирина поет популярные произведения из репертуара великих певиц - Баяновой, Шульженко, Каревой. Словом, концерт обещал стать событием.
Но именно эта «реклама», на мой взгляд, сослужила певице недобрую службу. Потому как настроились люди увидеть и услышать, по меньшей мере, саму Аллу Баянову, а на сцену вышла хотя и красивая, хорошо одетая, ухоженная молодая женщина, но… не Баянова.
С самого начала было ясно, что в исполнительнице нет чего-то самого главного, что должно быть у артиста, исполняющего романс…
Ирина пела сильным голосом, мощь которого удесятерял микрофон (настолько сильно, что это становилось дискомфортом). Каждую новый номер она пыталась представить по-новому: была то задумчивой, отрешённой, то весёлой и беззаботной (даже, я бы сказала, преувеличенно задумчивой и преувеличенно весёлой). Концертмейстер - пианистка Оксана Петриченко - разливалась виртуозными пассажами, полностью уходя в настроение того романса, который исполняла певица. То есть, с одной стороны, внешне, всё вроде бы было правильно (и ведущий концерта упомянул, причём зачем-то несколько раз, что каждый выход Крутовой к зрителю - это мини-театр на сцене), но с другой стороны, внутренне не покидало ощущение «искусственности» происходящего. Вот именно - это был в плохом смысле слова «театр», а не реальная жизнь, не реальные переживания человека, у которого… разрывается сердце от безответной любви, плачет душа, потерявшая надежду…
Русские романсы ведь все о любви, о чем бы ни были стихотворные строчки! Разлука, горечь утраты, но всё равно связующей нитью – любовь… Это самый близкий к душе человека песенный жанр, тонкими струнами касается он тайников нашего сердца,
и потому в нём сразу видится фальшь, если она есть. Романс – это исповедь души, а исповедь не может быть не искренней…
Поначалу, слушая Ирину, я мысленно останавливала себя в критике, коря себя за нетерпимость. Мелькнула мысль: может, дело в репертуаре (несколько «приниженном») и певица ни при чём? Шла на концерт, где заявлены романсы Вертинского, Шульженко, Баяновой, но их, этих романсов, было раз-два и обчёлся. В основном звучали более современные вещи. И они, признаться, здорово проигрывали перед «золотой классикой» ушедшего века. И даже когда Ирина исполнила известный романс «Сероглазый король» на стихи Ахматовой, а следом - «Чёрный карлик», это ощущение - обманутого ожидания - не прошло.
К тому же, кто бы знал, как мешал восприятию концерта своими пустыми, малозначимыми репликами сам конферансье! Мы, самарцы, народ в этом смысле избалованный, мы привыкли к «эталонам лекторского искусства». Слушатели более старшего поколения помнят, как вела концерты Ева Цветова, у большинства из нас так и останется образцом лектора-музыковеда Инна Фельдман. Сегодня на сцене филармонии мы видим блистательную, тонкую, глубокую по эрудиции и осмыслению музыки Ирину Цыганову, заступившую на «трудовую вахту» после ухода Инны Марковны…
На фоне наших «провинциальных» музыковедов молодой человек из Москвы казался … шпрехшталмейстером в цирке! Он вообще не говорил о музыке - только «пиарил» исполнительниц - назойливо, непрофессионально. В первом отделении программы раз семь повторил одну и ту же фразу: «Встречайте: Ирина Крутова - Оксана Петриченко! Оксана Петриченко - Ирина Крутова!» К тому же, когда певица и аккомпаниатор уходили за кулисы и тотчас возвращались, добавлял: «И снова на сцене…» и называл имена двух участниц, кроме которых, к слову сказать, в течение всего вечера на сцене-то никого и не было…
Забегу немного вперёд и расскажу, как слушатели обменивались впечатлениями уже после концерта. Я уже писала однажды, что часто, выходя из филармонии, люди продолжают обсуждать услышанное на остановках транспорта, в маршрутках. Вот и на этот раз моё внимание привлекла достаточно пожилая, интеллигентной внешности, женщина. В переполненном микроавтобусе она сидела спиной к водителю - лицом к другим пассажирам, большинство из которых только что вышли с этого же концерта.
«Шульженко - это романс, Вертинский - это романс. Погудин и Смольянинова - это романс, - говорила она своим визави. - А Крутова - это не романс, это смесь полукриминального шансона непонятно с чем»…
По всей видимости, её задели такие «приземлённые» романсы, как «Шёлковый шнурок», написанный 80 с лишним лет назад и весьма популярный в 20-е годы. Тогда очень модны были песни, герои которых кончали жизнь самоубийством. Вот и в «Шёлковом шнурке», который для Ирины Крутовой, как пояснил ведущий, является «визитной карточкой», героиня, роковая женщина, рассказывает, как ее возлюбленный был найден «ранним утром в кабачке» повесившимся на «шелковом шнурке». «Милый мой строен и высок, / Милый мой ласков и жесток, / Больно хлещет шёлковый шнурок». И так далее.
Так уж вышло, что в эти же октябрьские дни мне довелось побывать ещё на двух концертах, где звучали романсы. В рамках «Самарской осени» в филармонии выступил наш блистательный «Форте-квартет», представив публике вечер русской музыки, в котором звучали в том числе и романсы - в исполнении нашего самарского баса Андрея Антонова. Когда под занавес концерта он исполнил «День ли царит» Чайковского на стихи Апухтина, публика пришла в «неуправляемое» состояние. Такой же восторг у слушателей вызвали романсы в исполнении нашего же баритона Василия Святкина - несколькими днями позже он пел в ДК железнодорожников в концерте оркестра русских народных инструментов «Виртуозы Самары» под управлением Георгия Клементьева. И его, святкинские, романсы до такой степени проняли они душу, что люди потом их напевали! В гардеробе, на улице…
Если сравнивать с Ириной Крутовой, понятно, что речь идёт о разной музыке. И, наверное, романсы тоже должны быть разные. Кому-то по душе Чайковский, Глинка и Рахманинов. Кому-то Мария Пуаре и Борис Прозоровский…
Впрочем, не буду лукавить. Не репертуар, а само исполнение, манера певицы были мне не по душе. На мой взгляд, ей не хватило (по крайней мере, в этом концерте) именно искренности, естественности, простоты.
Я смотрела на сцену и мысленно на протяжении всей программы представляла на её месте двух замечательных женщин - Клавдию Шульженко и Аллу Баянову, слышала их проникновенное пение. Обе певицы, даже когда были в весьма преклонных годах, когда невозможно уже было скрыть морщины, а руки сами «выдавали» возраст, - обе они лучились красотой, искренностью, любовью. И нам, когда мы их слушали, было всё равно, 80 лет той, что на сцене, или 30. Это было действительно неважно, потому что глаза были молодые, и улыбка, и голос.
Ирина Крутова и моложе, и краше, и эффектнее во всех смыслах. Но в том-то и суть, что романс, если он идёт из глубины твоей души, можно спеть и в самом простом одеянии, имея на плечах, образно говоря, «синенький скромный платочек». И спеть так, что у каждого, кто слушает, ком в горле будет стоять…
Сегодняшние исполнительницы берут зрителя (именно зрителя - не слушателя) внешностью, дорогими нарядами. И потому мне представился этот концерт - этот «лист» «Самарской осени» - цвета серебристо-серым, как тыльная сторона у листьев тополя, как ветка полыни - с привкусом той же горечи и ностальгии по временам, когда на сцене пели Баянова, Юрьева, Карева, Шульженко…
Лист чёрный, как смоль, или Крамер, где у вас «кнопка»?
Ну и наконец ещё об одном концерте «Самарской осени» - «Блюз для примадонны» - уникальном совместном проекте джазового трио Даниила Крамера и «самой стильной и элегантной», как её называют, оперной певицы Хиблы Герзмава. Её имя в переводе с абхазского означает «золотые глаза». Однако слушатели смогли убедиться: не только глаза, но и голос у певицы - золотой. Хибла - единственная в истории международного конкурса имени Чайковского вокалистка, получившая Гран-при, обладательница театральной премии «Золотой Орфей», выступала на оперных сценах многих стран мира. Ну а Крамера и представлять не надо - его имя известно не только поклонникам джазового искусства, но и всем любителям музыки: виртуоз с фундаментальным классическим образованием, экспериментатор, главный популяризатор джаза в нашей стране и «открыватель» новых имён…
Вот и на этот раз Даниил Крамер приехал к нам с «открытием» - потрясающе талантливой певицей, которую многие самарцы, и я в их числе, увидели впервые.
«Крамер, где у вас кнопка?» - так и хотелось спросить, когда маэстро без особых предисловий сел за рояль и мгновенно наполнил зал филармонии своими неподражаемыми импровизациями. Полная техническая свобода и уверенность в избранном жанре, одержимость идеей и желание раскрепостить, «распотрошить» всех сидящих в зале - вот его миссия, и мы её сразу почувствовали!
Помните, в 70-е годы вышел на экраны детский фильм «Приключения Электроника». Там главные герои - близнецы, один из которых просто мальчик, а другой - робот Электроник. Весь фильм за этим самым роботом гоняются злоумышленники, главный из которых - Ури (его играет Николай Караченцов) ищет ответ на вопрос, где у Электроника «кнопка» - та, которая позволяет ему без труда быть впереди всех - и в учёбе, и в спорте…
Когда слушала Крамера, было именно это ощущение - узнать, где у него «кнопка».
Он, как обычно, был в чёрном одеянии (факир!). И Хибла - тоже в чёрном шёлковом платье - изумительного кроя, с ниспадающими тяжёлыми полами. Причём, что редкость для вокалисток, она не сменила своего наряда даже после антракта, - так и осталась в чёрном, в ансамбле со своими мэтром, никакими внешними эффектами не отвлекая публику от главного - музыки.
Помимо собственно джазовых композиций, они попробовали сделать импровизации на темы известных классических произведений - Генделя, Моцарта, Шуберта, Верди… И ушли, прямо скажем, о-очень далеко от первоисточников…Кому-то такие эксперименты понравились, кого-то, наверное, покоробили. (Всё-таки, по мнению строгих ревнителей классики, не принято «губить» академическую музыку современными музыкальными средствами, искажая её первоначальный смысл. Тем более что у авторов, давно почивших, просто нет возможности ответить экспериментаторам. Разве что с небес взглянуть, вздохнув, на своё наследие и потомков, столь странным образом его интерпретирующих). Но речь не о том. Речь - о самой манере исполнения, которая не может не восхищать зал, особенно когда звучит «чистый джаз», да ещё с таким мощным сопрано, как у Хиблы Герзмава.
Крамер в Самаре любим и обласкан. Причём не только слушателями специальных джазовых абонементов, но и - такое впечатление, - всеми, кто хоть раз побывал на его концертах. Понятно почему: он играет, как заводной! Не устаёт вообще - как Электроник. И его трио - играет так же, и все, кто рядом с ним на сцене.
Мало того, у меня было ощущение, что если бы нам, слушателям, каким-то необычайным образом дали возможность петь вместе с Крамером с Хиблой, - ползала взялись бы им подпевать!
По крайней мере, когда Крамер и его спутница в этом концерте стали исполнять на бис всем известную «Summer time» (Колыбельную Клары из оперы «Порги и Бесс» Гершвина), очень многие в зале, и автор этих строк в том числе, стали даже не хлопать в такт музыке, а щёлкать пальцами. Чтобы вам было понятно, попытаюсь объяснить: попробуйте сложить вместе два пальца - большой и средний, произведите «щелчок». А теперь представьте: на сцене Крамер и Герзмава, в зале - обычные люди, такие, как мы с вами, и эти люди находятся в таком, современном языком говоря, «драйве», что просто не могут не улыбаться и не вторить творческой паре! Вот такая забавная картинка: на сцене - профессиональные музыканты, а в зале - мы, слушатели. Сидим и «щёлкаем» в такт музыке, на вторую долю, как и положено при синкопированном ритме, - создавая живой зрительский аккомпанемент…
Было ощущение, что музыканты попали в яблочко - «проняли» всех нас, обратили на два часа в свою «джазовую» веру! Мелькнула дурацкая мысль: если бы здесь сейчас вместо рампы и первых рядов сейчас стояли … столики, а на них - бутылочка «Хеннесси» (или хорошего армянского коньяка - кому как), то мы бы очень душевно посидели и с Крамером, и с его музыкантами, и с очаровательной Хиблой. Потому что у каждого из слушателей было ощущение, что нет дистанции, нет этой самой рампы, что Хибла и Даниил - твои личные друзья, с которыми так хорошо, что можно и по коньячку, и поговорить, и попеть - даже если сам этого не умеешь…
Не знаю, не интересовалась, но, по-моему, большего счастья для артиста и быть не может, - когда он видит такую реакцию зала…
Вместо заключения
Мы коснулись далеко не всех концертов прошедшей «Самарской осени», рассказать о каждом из них, наверное, было бы просто невозможно - как невозможно собрать в букет все понравившиеся листья, которые лежат под ногами на тихой аллее в парке или осеннем лесу. Да и нет смысла собирать их все - у каждого из нас свой «букет», и это очень естественно, потому что все мы разные, у каждого свои пристрастия, и в музыке - в том числе.
Если осенние листья прогладить - они не съёжатся, не свернутся, а долго будут стоять в вазе, напоминая нам о приятных днях. То же самое - с музыкальными впечатлениями. Каждый слушатель сохранит в памяти те концерты, которые тронули его душу более всего. И именно они будут напоминать ему о музыкальных открытиях, сделанных этой осенью, о его ощущениях во время концертов и о том потрясении, которое испытывает каждый человек, прикасаясь к шедеврам классической музыки, и которое делает всех нас без исключения лучше, чище и нравственнее. Даже если мы сами не задумываемся об этом…
Светлана ИШИНА
