Тише! Играют «Солисты Москвы»…
День 7 ноября для любителей камерной музыки стал воистину красным днём календаря. Красным - в значении «прекрасным»: в рамках турне по 40 городам России в Самарской филармонии состоялся единственный концерт обладателя премии Грэмми-2008 камерного ансамбля «Солисты Москвы» и его художественного руководителя, дирижёра и «альтиста номер один в мире», народного артиста СССР Юрия Башмета.
Светлана ИШИНА
Дебют ансамбля состоялся 19 мая 1992 года на сцене Московской консерватории и через день, 21 мая - на сцене Парижского зала Playel во Франции. Тогда Юрий Башмет собрал для совместного творчества лучших выпускников, студентов и аспирантов Московской консерватории тех лет. Сегодня за плечами молодых музыкантов (каждому не более 30 лет) большой, яркий и насыщенный путь. Их искусству аплодировали ценители музыки в Европе, Америке, Японии, Австралии и Новой Зеландии. В качестве солистов с ансамблем выступали С.Рихтер, Г.Кремер, М.Ростропович, В.Третьяков, М.Венгеров... Я дочитала программку до конца и посмотрела на часы. Было уже семь вечера, зал был полон, но третий звонок не давали: из-за кулис доносились звуки скрипок и альтов - ансамбль репетировал.
Накануне, 6 ноября, «Солисты Москвы» выступили в Новокуйбышевске, а днём 7-го у Башмета была встреча с учащимися новокуйбышевской детской музыкальной школы № 1, носящей его имя. И вот теперь - слушатели это понимали - музыканты навёрстывали упущенное время: без репетиции выйти на сцену, даже «провинциальную», Башмет себе не позволил.
Но атмосфера в зале была на редкость спокойной: слушатели, среди которых было много узнаваемых лиц - ректор одного из вузов, экс-губернатор с супругой, руководители известных в губернии музыкальных коллективов - тихо разговаривали, предвкушая встречу с великими музыкантами. И это действительно так: Башмет из тех солистов, которого можно ждать не десять и не двадцать минут - многие месяцы, если не годы.
…И вот дали третий звонок, на сцену вышла музыковед Ирина Цыганова, и всё стало на свои места, едва она произнесла слова, которые мог бы сказать о себе каждый сидящий в зале:
- Как только в нашем городе появились афиши, извещающие о приезде Юрия Башмета и камерного ансамбля «Солисты Москвы», вся интеллигенция Самары погрузилась в трепетное ожидание сегодняшнего вечера, и наконец он наступил...
Серенада Дворжака: полчаса музыки в «космической» тишине
«Солисты» вышли на сцену, и едва зазвучали первые такты Серенады для струнного оркестра А.Дворжака, всем стало ясно: таким музыкантам можно простить всё, даже задержку концерта. Они играли так, словно это был один человек - слаженно, аккуратно, трепетно, и очень-очень тихо, словно боясь лишним «словом» потревожить, заглушить что-то самое главное в музыке… Зал - не дышал. Все 27 минут, пока длилась серенада… И это состояние - невозможности пошелохнуться - было у всех без исключения присутствующих в зале. Сотовые телефоны были отключены, люди внимали музыкантам. Никто не смел даже шёпотом сказать что-то друг другу - пока звучала музыка.
Рядом со мной сидела женщина - ей зачем-то понадобилась её сумочка. Хотела было открыть и - не стала: «вжикающий» звук замка нарушил бы идеальное единение зала и оркестра в абсолютной, какой-то «космической» тишине. Я не эзотерик, но в этот момент мне показалось, что на первых аккордах Серенады зал вдохнул и теперь боится выдохнуть - потревожить музыкантов… Да я и сама, признаться, «конспектируя» концерт в своём журналистском блокноте (потому что хотелось записать, не забыть, все сразу впечатления), вынуждена была дождаться двойного форте, чтобы перевернуть лист! Можете себе такое представить? (Блокнот у меня на спирали, к которой очень плотно прилегают страницы). Подобного у меня ещё не было…
Башмет в этом произведении выступил как дирижёр, и было удивительно видеть его вблизи - не парадного, не помпезного, а отрешённого и пребывающего в каком-то другом мире, не придающего значения тому, как он выглядит, как стоит, как дирижирует. В конце концов - какая разница, как выглядеть, если главное было - музыка. А она была изумительна - то струилась лёгким ручейком, то разливалась полноводной рекой, то волновалась и металась, то умиротворялась, наполняя душу гармонией и ощущением простого человеческого счастья…
«Арпеджионе» Шуберта: безграничный восторг бытия
…В программе концерта были воистину шедевры мировой музыкальной классики. После Серенады Дворжака объявили Шуберта, Сонату для альта и струнных, где Башмет выступил уже в роли солиста. Заиграл - и стало ясно, что на сцене Мастер. В идеальной тишине звуки сонаты - лёгкой, воздушной - наполняли зал, при этом не возносились ввысь, к трубам органа, а шли откуда-то изнутри и оставались здесь же, в оркестре. А мы по-прежнему были вдали от них - в зале.
Маэстро играл и одновременно дирижировал - смычком, едва заметными кивками головы, даже взглядом. Его понимали с полуслова. Чувствовалось, что музыканты получают удовольствие от собственной игры и от того, что достигают такого эффекта в зале - эффекта «наитишайшей» тишины и полнейшего внимания и одновременного замирания нескольких сот сердец.
Наверное, за счёт такого исполнения эта соната показалась квинтэссенцией шубертовского стиля, его языка, интонаций, колорита… По своей сути это сочинение является переложением: сам инструмент - арпеджионе, для которого создавалась соната, он сочетает черты виолончели и гитары, - не получил распространения (мы даже названия такого не знаем!). По моим ощущениям, у Шуберта это самое камерное по стилю произведение. Но здесь дело, наверное, не только в сочинении - ещё и в манере исполнения.
Башмет играл увлечённо, даже азартно, увлекая за собой своих оркестрантов и не прерываясь ни на секунду. Играл по нотам, и виолончелист, ближайший к нему, время от времени вставал, чтобы перевернуть страницы вместо него. Пришла в голову неожиданная мысль: так могут играть только очень близкие люди, люди, которые любят друг друга, доверяют друг другу и знают друг друга до мельчайших нюансов - так, как знают и чувствуют только родные по крови. Или возлюбленные… Но ведь по сути своей «Солисты» и есть родные, не по крови - по духу. И мы, кто в те минуты слушали Башмета, тоже, наверное, могли бы сказать: «Мы с тобой - одной крови, ты и я». Потому что мы сливались с оркестром в тихом, но безграничном восторге бытия…
Романс Бруха: 8 минут светлой грусти
Это неподражаемое башметовское piano, как мы потом убедились, было главным штрихом и в последующих произведениях, прозвучавших в этом концерте.
Сначала был Макс Брух, немецкий композитор, современник Брамса и Вагнера, «Солисты» приготовили для нас его Романс для альта и струнных. Башмет взмахнул смычком - дирижёрской палочкой, и альт в его руках …заплакал.
Создавалось впечатление, что оркестр играл как бы без дирижёра. Но оно, это впечатление, было обманчивым: на него, солирующего, были устремлены взгляды, за ним, главным, шли лёгкой, но уверенной поступью, его музыканты… Боже мой, ну разве может быть такая слаженность, такое единение душ у, в общем-то, разных людей?!
Восемь минут светлой грусти, погружённости в мечту…У них снова было piano, удивительное piano, основной штрих их ансамбля. Он царил во всём... Весь диапазон, вся палитра чувств, воплощаемых в музыке Романса, как, впрочем, и во всей остальной музыке, был внутри одного этого динамического оттенка, и даже forte звучало не «концертное», а «камерное». Это рождало ощущение надмирности и бесплотности музыки, которую они исполняли.
Казалось, музыканты погружены в себя и их совсем не заботит, что музыка звучит «вовне». Исполнение такого рода, возможно, сравнимо с исполнением музыки не наяву, а в голове музыканта, когда он прочитывает (или вспоминает) ноты, и мелодия звучит внутри него… Было такое ощущение, что мы невзначай подслушали эту «внутреннюю музыку»…Но при этом нельзя сказать, что играли тускло и невыразительно, - напротив!
Вспомнилось недавнее выступление на сцене нашей филармонии московского камерного оркестра «Musica viva» под управлением Александра Рудина. По сравнению с Рудиным - здесь совершенно другое мироощущение: если у «Musica viva» музыка «экстравертна» и призвана прославлять бытие во всей полноте и силе чувства, то у «Солистов Москвы» она - «интроверт», погружённый в себя, лишена экспансивности… Эмоциональность - да, она есть. Но она, если можно так выразиться, потаённая, глубоко сокровенная.
И ещё один нюанс. В ансамбле у Башмета совсем не подчёркиваются тембры - скрипки, виолончели… Все тембровые и регистровые различия сглаживаются, как будто солирующий альт подчиняет их своей энергетике, и начинает казаться, что ансамбль состоит из одних только …альтов! Разве что диапазон некоторых чуть-чуть расширен.
Серенада Чайковского: «форте» внутри «пиано»
Во втором отделении программы исполняли Серенаду для струнного оркестра Чайковского. После первых трёх произведений я, признаться, уже не надеялась чем-то впечатлиться до такой степени сильно. Тем более что произведение это весьма популярное, как говорится, на слуху у публики. Но я ошиблась!
Серенада у Башмета звучала совсем не так, как у других оркестров! Элегия - лирический центр этого гениального произведения - была исполнена ансамблем настолько тихо и настолько сокровенно, что - сейчас выскажу крамольную мысль - уже даже не казалось, что мы её «подслушали»: было ощущение, что мы сами, у себя в голове, её в этот момент …сочиняем! Не Чайковский, а - мы…
… Третий раз за два последних месяца мы слушали эту Серенаду Чайковского! Первый раз - в исполнении камерного оркестра Самарской филармонии под управлением Георгия Клементьева. Второй - в исполнении нашего же «Форте-квартета». И вот теперь Серенада звучала «в руках» Башмета. С квартетом сравнивать, наверное, нет смысла: там, в общем-то, звучало переложение - для четырех инструментов, включая фортепиано (хотя сыграли очень хорошо!). А если попытаться найти отличия в исполнении нашего камерного оркестра и «Солистов Москвы» - Башмет играл это сочинение не хуже и не лучше - просто по-другому.
Наши исполняли эту Серенаду в католическом храме, где просто в силу акустики невозможно сыграть настолько тихо, насколько играли «Солисты Москвы». Но дело даже не в этом. У Клементьева в музыке было движение, душевный порыв, какая-то сконцентрированная энергия. У Башмета - полнейшая отрешённость от мира. Наш оркестр играл Элегию (третью часть Серенады) тихо, но при этом у нас «pianissimo» было скорее глубокое, а у «Солистов Москвы» - бесплотное, призрачное… И тишина была такая, которая уже «на пределе» - тише сыграть, наверное, физически невозможно.
Не скрою, ближе к концу, в четвёртой части, казалось, что они не выдержат - ещё минута, и перейдут грань этой «сверхкамерности», «сверхинтимности» в исполнении. Тем более что характер тематизма, во всяком случае, в этой части Серенады, к тому располагал. Она ведь, заключительная часть, очень жизнерадостная, «русская», плясовая…
Нет, грань не перешли. Сыграли всё в пределах этого самого «piano». И только когда после запредельно долгой ферматы прозвучали финальные строки Серенады, после того, как прогремел последний жизнеутверждающий аккорд и зал смог наконец «выдохнуть» воздух из своих «лёгких»; за полсекунды до того, как на музыкантов обрушилась лавина наших аплодисментов, - кто-то успел произнести в этой четверть-секундной паузе и четверть-секундной «космической» тишине коротенькое, но отчётливое: «Браво!».
Но и оно, это главное слово, это одобрительное восклицание, которым публика выражает признательность артистам, блеснувшим своим дарованием, на сей раз прозвучало не громко, не на «форте», а тихо, под знаком «пианиссимо». Потому что это был даже не возглас, не крик восторга. Это была простая констатация факта: «Солисты Москвы» - действительно виртуозы, действительно профессионалы. Музыкальный «знак качества»…
Браво, маэстро Башмет!
Светлана Ишина
