Триумф русского сердца
Чайковский и Рахманинов открыли свои тайны пианисту Николаю Фефилову
Светлана ИШИНА
Произошло это совсем тихо, почти незаметно. Просто был концерт - очередной в фортепианном абонементе. Несмотря на снежные заносы люди всё равно добрались до филармонии, слушателей было достаточно много, даже на балконе сидели тесно. Филармония ещё осенью отметила 70-летие, но тем не менее продолжает цикл концертов «Творческие портреты» в честь своего юбилея. Этот концерт стал очередным таким портретом - и одновременно отчётом солиста Фефилова. «Отчёт» - бухгалтерское слово, трудно соотносимое с творческой личностью. Применительно к Фефилову - не подходящее вовсе. Это был не отчёт, а скорее полёт. Творческий портрет русского пианиста, который учился в Москве, в той же консерватории, с которой связаны имена двух этих гениальных композиторов.
В программе были заявлены: в первом отделении Чайковский, Шесть пьес (опус 19), и «Думка» (опус 59), во втором - Прелюдии Рахманинова (опусы 23, 32).
…Он вышел под аплодисменты зала, сдержанно поклонился, сел за рояль и - с первых же тактов очень тонко, деликатно увёл за собой слушателя, увёл в мир вечерних грёз (именно так называется первая пьеса этого цикла). Это был другой Чайковский. Малоизвестный, почти неисполняемый. Ирина Цыганова, предваряя выступление пианиста, рассказала вкратце об этой музыке - что это сцены из русской жизни, что в них воплотилась любовь композитора ко всему русскому - к русской старине, традиции, природе. И всё равно, даже со словами музыковеда, это было открытие. С каждой новой пьесой, с каждым новым настроением сердце замирало не только от изумительно красивой музыки - от того, как играл этот человек… Словно не пальцы касались клавиш, а сама его душа. И уже мы слышали и видели не только красоту природы, но и боль - музыку, запечатлевшую одиночество композитора, его мечты о счастье, его уходы в беззаботный мир детства…
Невольно рождались мысли: да как же можно было прежде жить и не слышать этой прекрасной музыки? (И нотка зависти к профессиональным музыкантам: им-то этот «другой Чайковский» знаком! И вопрос: почему же они не играют его со сцены? Или играют так редко, что мы не знаем…)
Говорить о Фефилове-исполнителе не хватит восторженных слов. Всё плохое, фальшивое, «пиарское», что встречается у столичных знаменитостей (обойдусь без фамилий - вы их и так знаете), у него отсутствует. Нет «игры на публику», когда исполнитель выпячивает себя, а музыка - так, приложение… Нет снобизма и позёрства, из которого вытекают пренебрежение к исполняемым сочинениям и их приземлённые «интерпретации». Вот всего этого у нашего Николая Фефилова нет. Он и внешне-то, вы со мной согласитесь, - скромный, стройный, сдержанный. И невероятно красивый, одухотворённый, особенно за роялем. Наверное, дух Господень нисходит к таким музыкантам, как он, наделяя их невероятными способностями во время исполнения концерта.
С этими мыслями я «закончила» первое отделение.
***
В антракте, немного отдохнув от «открытия» Чайковского, публика погрузилась в приятное ожидание новых откровений. И они последовали - несмотря на то, что музыка во втором отделении звучала более известная - прелюдии Рахманинова. Они были написаны на заре прошлого века, в предчувствии катастрофы, которая вскоре обрушилась на Россию, в эпоху конфликта художника со временем и новой системой ценностей, которая расходилась с настроем его романтической души. Десять прелюдий 23-го опуса - десять безупречно исполненных миниатюр, плюс две - из опуса 32, такие же яркие и тонкие в руках Николая Фефилова. Впрочем, когда он их исполнял, о безупречности думалось меньше всего. Но ведь так и должно быть! Мы же просто слушаем пианиста, верим ему и следуем за ним… И наша душа трепещет вместе с душой исполнителя. И переживает всё то, что переживал Рахманинов, когда в своей музыке фиксировал свои ощущения - восторги и радости, тихую грусть и сердечную боль, страдания и исповедь мятущейся души…
Если попытаться разложить по полочкам, «докопаться» до того, как у него, Фефилова, это получается - исполнять музыку именно так, а не иначе, то, наверное, ничего не получится. Профессионалы скорее всего станут говорить, что он «играет» с темпом, то ускоряя, то замедляя его в зависимости от своего собственного психологического настроя. Где-то паузы держит дольше, чем обозначено, где-то piano играет так тихо, что слушатель замирает: что же дальше?
Но нужно ли нам с вами знать эти профессиональные тонкости? Факт остаётся фактом: Фефилов пленил слушателей невероятно чутким исполнением Чайковского и Рахманинова, погрузив их в состояние, когда ни о чём кроме музыки они думать не могут.
Он мастерски исполнил программу, затем встал, поклонился, под овации зала получил несколько букетов цветов и так же скромно, как вошёл на сцену, ушёл за кулисы, оставив публику в восторженно-блаженном состоянии от услышанной музыки…
Г.Е.Клементьев, дирижёр симфонического оркестра Самарской филармонии:
- Самое главное, что было в его игре - ощущение абсолютной достоверности и правды в музыке. Как будто бы играет автор. Казалось, что Чайковский и Рахманинов приоткрыли самое затаённое и произнесли слова, которых никто никогда не слышал. Эти слова погружены в глубину звука и могут показаться только внутренней речью… Но они стали дорогими и близкими миру и людям… Исчезли ноты - они стали проводниками в атмосферу. Мы услышали тончайшие образы, от хрупких до могучих. Возникла многообразная, захватывающая дух психологическая картина размышлений Чайковского и Рахманинова - размышлений о жизни, о мире, о себе…
В программе преобладали малоизвестные и вроде бы неброские, не эффектные сочинения. Да, это не очень популярные страницы Чайковского и Рахманинова. Они не рассчитаны на невзыскательного слушателя. Эти сочинения «беседуют» с равными себе, а это - люди, составляющие музыкальную и духовную элиту общества, в них живёт всё самое сокровенное, трепетное и глубоко духовное. Николай Фефилов, выступая на сцене Самарской филармонии, эту духовную элиту воспитывает. Из года в год растёт его мастерство, растут мудрость и глубина проникновения в музыку. Не побоюсь назвать его гениальным музыкантом, художественным достоянием России. Это не просто исполнение музыки, это творчество совсем другого уровня, приближающегося к Истине жизни. Можно восхищаться феноменальным пианизмом и виртуозностью, не знающей предела, невероятным pianissimo и непостижимым пением, высочайшей рельефностью полифонических голосов и деталей фактуры, изысканным rubato, совершенством формы… Но всё это не поможет нам постичь тайну одухотворённой жизни в звуках рояля. Тайна остаётся тайной. Это чудо.
Что тут скажешь? Браво, маэстро Фефилов!
