Дмитрий Башкиров: «Не откажусь снова приехать в Самару»

Выдающийся российский пианист отмечает свое 80-летие

В биографии музыканта немало страниц, связанных с нашим городом

Автор: Валерий ИВАНОВ

В год 160-летия Самарской губернии мы вспоминаем замечательных людей, связанных с нашим краем. Одна из таких ярких личностей - выдающийся отечественный пианист и педагог народный артист России Дмитрий Башкиров, в творческой биографии которого немало куйбышевских-самарских страниц.

В эти дни знаменитый музыкант отмечает свой 80-летний юбилей. Этому событию был посвящен концерт в Большом зале Московской консерватории, ставший музыкальным приношением учеников Башкирова своему наставнику. А в июне нынешнего года, в дни проходившего в Москве XIV Конкурса имени П.Чайковского, мне довелось встретиться и побеседовать с Дмитрием Александровичем.

Но прежде – несколько слов о том, что лично меня как слушателя покорило в игре Башкирова.  К его исполнительской манере пришлось какое-то время привыкать. В ней - особая элегантность, мягкость и даже некоторая старомодность, отсылающие к эстетике 50-60-х годов прошлого столетия. Игра Башкирова пронизана высоким интеллектом, в ней безупречная техника сочетается с тонким изяществом и артистизмом. Пожалуй, так сегодня уже не играет практически никто, и в этом есть своя прелесть, свой неповторимый шарм.

- С 1991 года основным местом вашей, Дмитрий Александрович,  работы является Высшая музыкальная школа королевы Софии в Мадриде. Удалось ли вам в полной мере адаптироваться за рубежом?
- Скажу так: Мадрид - мой любимый, но все же «двоюродный» город. Я попал туда в 60 лет, а в этом возрасте уже нельзя окончательно стряхнуть с себя прошлое. Наверное, все могло быть иначе, но в течение восьми предшествовавших отъезду лет у меня был вынужденный перерыв в международной концертной деятельности, связанный с запретом властей СССР на выезды за рубеж. Тогдашний заместитель министра культуры Г.А.Иванов - его так и звали за глаза: ГАИ - лично объяснил мне это так: «Мы должны вас беречь, вдруг вас там стукнут по голове и принудят остаться». Испанцы ко мне относятся прекрасно, считают, что я в большей степени испанец, чем они сами. Имеется в виду мое сходство с  героями полотен Эль-Греко.

- Что помогает вам там долго сохранять исполнительскую форму?
- Более чем за шесть десятилетий пребывания на концертной эстраде я не утратил главного - любви к музыке. К сожалению, очень многие музыканты давно разлюбили музыку и выступают лишь по необходимости, и это невозможно скрыть от искушенного слушателя.

- Какая черта музыканта, на ваш взгляд, является наиболее ценной?
- Отсутствие самодовольства, этакого исполнительского хамства. Меня учили, образно говоря, никогда не играть руками. Нужно играть ушами: прежде чем взять ноту, представить себе, как она должна прозвучать. Сейчас многие предпочитают делать наоборот.

- Как вы, музыкант, состоявшийся в середине прошлого века, ощущаете себя в начале нового, XXI столетия?
- А точно так же. Для меня время - условное понятие, которое придумали люди. Оно существует вне нас. Для меня оно течет, и я теку вместе с ним. Хотелось бы, конечно, чтобы это продолжалось подольше. Другое дело, когда сталкиваешься с конкретными жизненными реалиями: социальными, политическими, экономическими, военными. Все это, конечно, меняется. Что же касается моего существования в музыке, то оно меняется не потому, что наступил новый век, а потому что я взрослею или, если угодно, старею. Прибавляется опыт, что-то приходит, а что-то уходит.

- Для меня лично, да и для многих слушателей вы олицетворяете классическую отечественную исполнительскую школу ХХ века.
- Об этом говорят многие. Как-то после моих концертов в Москве даже написали, что таких, как Башкиров, в России больше не делают. Имеется в виду, конечно же, что я из тех, кто сохраняет русскую пианистическую традицию. Что это за традиция, могу сформулировать. Прежде всего, это музыка, которая должна присутствовать в игре. Все остальное должно быть на службе музыки. Если же все поставить с ног на голову, это уже не русская фортепианная традиция. Далее: душевная щедрость и звуковая культура, которые сегодня во многом утрачиваются. Работая на мастер-классах, иногда думаю: может быть, зря стараюсь, потому что многое из того, что показываю, уже просто не замечают. Но если мы капитулируем и будем подлаживаться под современные методы добывания популярности, наше искусство перестанет существовать. Каждый должен честно делать свое дело. Я не то что сохраняю школу, а просто это мое существо. Меня так учили, таким я был смолоду.

 - Где вы сейчас проводите большую часть жизни?
 - В самолетах. В Испании бываю не более недели каждый месяц - там у меня нет даже собственной квартиры. На три-четыре дня стараюсь приехать домой в Москву.

- С годами ваш жизненный ритм, похоже, нисколько не снижается.
- Концертную деятельность постепенно сворачиваю, так как при моем объеме педагогической работы и в моем возрасте нужно что-то выбирать, чтобы делать более-менее пристойно. Иначе я упаду от усталости, а этого мне бы не хотелось. Делаю то, что считаю наиболее продуктивным на данном этапе своего «исторического развития». Считаю, что сегодня для меня важнее всего преподавание. Я очень люблю этим заниматься. Педагогическая деятельность мне всегда доставляла большую радость, чем мои собственные концерты. Ими я всегда недоволен: сплошные переживания. А сейчас, пока есть силы, хочу помогать молодым. Наряду с работой в Мадриде, являюсь приглашенным профессором школы королевы Елизаветы под Брюсселем и в академии музыки в Италии. Кроме этого, у меня масса мастер-классов, работа в жюри. Работать в России уже не хватает сил. Мне предлагали, но я отказался.

- Есть ли, на ваш взгляд, прогресс в современной исполнительском мастерстве?
- Прогресс огромный - в технологическом отношении. Ребята пачками играют на уровне самых больших виртуозов того времени, когда мы учились. А вот в музыкантском отношении особого прогресса я не вижу: в соотношении с техникой он непропорционально мал. Как человек, воспитанный на других критериях, отдаю должное темпераменту, активности, технике и артистизму большинства нынешних молодых пианистов. Но духовное начало, которому нас учили, в искусстве этих талантливых людей представлено не в той степени, в которой мне бы хотелось. В результате – звучок вместо полноценного фортепианного звука. Музыкант должен служить музыке, а не толпе.

- У нас в стране проводится реорганизация образовательной системы. Как вы к этому относитесь?
- Отношусь отрицательно. Я считаю, что если у нас и было что-то хорошее в СССР, то это образование – и среднее, и высшее, и музыкальное. И почему, осуждая загнивающий капитализм, нужно брать у них то, что для нас является совершенно необязательным, пренебрегая даже серьезным изучением русского языка. Кого же мы будем производить - бескультурных роботов. Язык – это же основа культуры воспитанного человека.

- Сейчас в структуре многих институтов культуры появляются консерватории.
- Я в эти дела не вмешиваюсь. Неважно, что где находится. Важно, чтобы приоритеты консерватории оставались прежними и приумножались, а не снижались по качеству преподавания и по финансированию. Но все это не так просто. Сейчас в самом нашем обществе другие приоритеты, и культура не может не находиться под влиянием этого. Но нужно сопротивляться, а не откидывать лапти.

- Каково ваше мнение о нынешнем Конкурсе Чайковского?
- Я считаю, что он великолепен. Не берусь судить об общем уровне исполнения, так как слышал далеко не все. Замечательно, что помолодело жюри. Меня оно вполне устраивает.

- Бываете вы, как в прежние годы, в российской провинции?
- Я продолжаю играть в российских городах. А вот в Самаре не был давно. Я прекрасно ее помню. В Куйбышев начал ездить с шестидесятых годов, а в начале 2000-х годов в Самаре выступал чуть ли не каждый сезон, что для моих российских турне редкость. В городе очень хорошая атмосфера, есть своя публика классических концертов, все доброжелательны, слушают прекрасно, приличный зал, в котором не ощущаю никаких акустических проблем. Так что если меня захотят пригласить на будущий сезон, не откажусь, с удовольствием приеду.